Моя жизнь и мои успехи

На следующий год предложение, правда несколько иного рода, поступило из Лас-Вегаса. Тут речь шла о целой куче денег. Мне собирались платить по восемнадцать тысяч долларов в неде¬лю за выступления в концертных залах крупней¬ших гостиниц. За дело взялась мой менеджер Ольга Трутен. Мне предстояло в течение многих месяцев исполнять классические неаполитанские песни, наряду с песенками “Золотого века” и традиционными американскими шлягерами, как, например, “Миссисипи”. Но и в этом случае су¬ществовал риск утерять связи с оперным миром, а также погубить голос. За эти огромные деньги мне не сделали бы даже рекламы, какая возмож¬на в кино. И пришлось бы сидеть где-то в пусты¬не Невада, отрезанным от всех, бог знает сколь¬ко недель, среди игроков в баккара и маньяков автоматической рулетки. Предложение было от¬вергнуто.

Восемь лет спустя после этого я отказался от участия в оперетте “Страна улыбок” в Запад-ном Берлине. Предлагалось спеть сто спектак¬лей, проведя практически много месяцев вдали от оперы именно тогда, когда после автомо¬бильной катастрофы мне следовало как мож¬но скорее вернуться в “свой мир”.

Мои поездки в ФРГ и Австрию я отношу к числу прекраснейших воспоминаний. Лервое мое выступление состоялось в Западном… Берлине» в 1960 году на концерте, который транслировался по системе Евровидения, На генеральной репе¬тиции я запел сразу в полный голос, чем всех поверг в изумление. На следующий день газеты вышли с заголовками: “Нашествие циклона”. Семь тысяч зрителей аплодировали мне во Двор¬це Спорта. В Висбадене произошли аналогичные сцены. Толпа зрителей набросилась на партиту¬ру, жадно разрывая ее на сувениры. Помню клоч¬ки нотных листов и руки с зажатыми в них обрыв¬ками — поклонники требовали автограф.

Но в 1957 году в Вене мною был установлен личный рекорд. Я пел “Отелло” в “Штаатсо-пер” с фон Караяном. Объявленные на афишах имена великого дирижера и не менее крупных солистов превратили спектакль в историческое событие. Перед кассами театра образовались длинные очереди. Люди принесли с собой рэскладушки, стопы, шахматы, игральные карты, тран¬зисторные приемники, бутерброды и, разумеется, пиво. Грандиозный бивуак перед театром просу¬ществовал два дня. Там спали, и ели, и сменяли друг друга на дежурстве в очереди, чтобы только не упустить возможность побывать на спектакле. Я уверен, что эти люди не напрасно потратили и время и деньги. Когда после финала закрылся занавес, нас вызывали 57 раз. Солисты, дирижер, остальные певцы только и делали, что выходили на сцену, кланялись и уходили, чтобы тут же снова появиться. Величайший, незабываемый триумф.

Позволю себе похвастать еще одним своим уникальным триумфом, состоявшимся в фев¬рале 1959 года как раз после моего плавания через Тихий океан по “медвежьему маршруту” на корабле с гвоздями и взрывчаткой. Случилось так, что японский микадо в сопровождении всей своей императорской семьи впервые в истории покинул дворец, чтобы присутствовать на “запад¬ном спектакле” в городском театре.

Ну что еще можно рассказать? Когда я огля¬дываюсь назад, моя оперная карьера представля¬ется мне достаточно легкой, без драм и особых накладок. Я все время шел только вверх, вплоть до последнего выступления в “Салль Плейель”, и в определенной мере именно так оно и было. А скольким именно я обязан, с одной стороны, своему естественному таланту и, с другой, ду¬шевной силе моей жены Рины, благодаря кото¬рой я смог преодолеть всяческие препятствия и спады — сказать не могу. По-моему, все, что влияет на жизнь человека, его успехи или неу¬дачи, зависит от ряда больших и малых факторов, ни один из которых сам по себе не является решающим. Некоторые из факторов такого ро¬да мне нередко удавалось усилием воли превра¬щать из отрицательных в положительные. Немало недругов в театре я склонил на свою сторону. Мне кажется, я сумел отыскать новые параметры музыкальной выразительности, которые про-существуют достаточно долго, так как своим голосом я не мог, да и не хотел, имитировать кого бы то ни было.

Мне довелось за сорок лет деятельности — включая и два года учебы в Риме —познакомиться с большим количеством авторов, дирижеров, преподавателей, певцов. Пришлось встречаться и со многими из великих мира сего. Помню Де Га-спери, веселого и непринужденного, который оказывал в Риме радушный прием Еве Перон: в те времена ее имя произносили с огромным эн¬тузиазмом. Помню Тито, внимательного и сдер-жанного, но вместе с тем выразительного, пол¬ного жизни. Помню папу Иоанна XXIII, тогда еще кардинала Ронкапли, который в 1956 г. 8 Ве¬неции “в порядке особого исключения” позво¬лил представить “Паяцы” и “Сельскую честь” воз¬ле самого собора св. Марка, и как внимательно следил он из окон за спектаклем от начала до конца. Хорошо помню и Хрущева. Оптимист и энтузиаст, он производил впечатление хлебо¬сольного хозяина.