Моя жизнь среди евреев

Так же, как не мог случайно появиться запрет на упоминание евреев среди жертв нацизма. Число которых среди мирного населения велико сверх всяких пропорций. Просто потому, что их уничтожали как цыган – поголовно. А не в качестве партизан. Или населения поддерживавших партизан деревень – жертв карательных отрядов, погибших в акциях устрашения. При том, что, как выясняется только в наше время, огромная часть населения на оккупированных территориях жила спокойно и жизнью своей была вполне удовлетворена.

Бедный добрый историк Абрам Торпусман, отличавшийся редкой наивностью и женой, эксцентричной вне всяких рамок Линой Мееровной! В начальный период их с автором знакомства у Абрама Наумовича, стоявшего у истоков программы переписи еврейских кладбищ и мест массовых казней, еще были иллюзии. К концу, когда выезд из страны открыли, их не осталось.

Как не осталось их у большинства еврейских ветеранов. Вроде полковника Ефима Гохберга, убившего все последние десятилетия своей жизни на восстановление исторической правды о роли евреев в войне. В ходе его личной персональной войны с мерзавцами, которые готовы были скорее удавить его и удавиться сами, чем эту роль признать. В рамках того самого пролетарского интернационализма, которому они публично присягали.

На стариков, увешанных орденами и медалями, прошедших фронт и видевших смерть в лицо, остолопы-чиновники действовали как красная тряпка на быка. Как, впрочем, и на автора. Куда более молодого и фронта не видевшего. Но фронтовиков в семье имевшего сверх счета. И понимавшего, что «Дневник Анны Франк» – это не то, что происходило в СССР. Десяток мемуаров про фашистские концлагеря, где мимоходом упоминались евреи, которые там тоже были, не совсем соответствует реальности. И одного «Бабьего Яра» маловато на всю советскую литературу. Хотя большое спасибо Евгению Евтушенко.

Почему власть боролась с любыми формами еврейской активности, еще можно было как-то оправдать. Конкуренция в кадровом вопросе. Исторические родимые пятна революционных времен. И так далее. Почему она была против иврита, в общем, тоже было почти понятно. Нежелание облегчать жизнь выезжающим в Израиль. И вообще, раз уж так вышло, что с еврейским государством в 1967-м были разорваны дипломатические отношения, не могло же это не сказаться. Ну, в меру ума или глупости оно и сказалось. Скорее даже не глупости, а идиотизма. Так ведь не Ульяновы-Ленины. Которые были умные, из них один лежал в Мавзолее. И даже до сих пор еще лежит. Прочие покоятся у Кремлевской стены. А правит кто страной? Кто-кто…

Но почему, с какого бодуна и исходя из какого сволочизма эта самая власть, если, конечно, она на самом деле была советская власть, творила такое с памятью жертв фашизма? С которым она вроде бы воевала? И который ее, надо сказать, чуть-чуть не сковырнул. К большому удовольствию значительной части населения. Каковое от родной власти хлебнуло не меньше, чем от всех захватчиков вместе взятых. Кроме тех самых евреев и цыган. Которые от советской власти наелись, как и все прочие, по самое «не балуй», но на собственном опыте быстро убедились, что немецкий орднунг для них переводится исключительно как капут.

Почему нельзя было просто отдать долг памяти павшим? Включая партизан, подпольщиков и фронтовиков? Чтобы не показать, что на самом деле плевать было верховному, среднему и прочему военному начальству на мирное население? Что был бардак и никто ни к чему не был готов? А было преступное безмозглое фанфаронство «малой кровью на чужой земле». Ценой которого оказались десятки миллионов жизней? Страна, разоренная на поколения вперед? На кой черт было это ханжество, достойное отцов-иезуитов? Три простых вопроса. Зачем? За что? И почему? Как в детских стишках у Киплинга. Только чуть-чуть по-иному.

Ответ был крайне неприятен. Если не считать за ответ бормотания о том, что все страдали и нечего пытаться выделиться из общего строя борцов и мучеников. То есть как в печку или газовую камеру – пожалуйста. Выделяйтесь. Вроде как за две тысячи лет до того – на крест. И выделяйся сколько захочешь. А вот когда память павших надо почтить – это никак. Это наша общая память. А не ваша, евреи. Хотя кости там ваши. И пепел ваш. А страдание наше, общее. И не лезьте со своими мемориалами и памятными табличками до нашей общей боли и трагедии. Ну, как-то так, наверное.

Убить из жалости. Топтать и вынимать душу. Или просто понять, что на самом деле они такие же фашисты, как те, кто лежал у пулеметов. И проектировал газовые камеры и печи в концлагерях. Дальше каждый решает сам. После чего один уезжает куда глаза глядят. А другой остается. С твердым пониманием того, кто эти, которые правят и управляют, такие. За редкими исключениями. Вроде покойного Яковлева Александра. Который был член ЦК и даже, кажется, Политбюро. Или кандидат в него. Но редкой порядочности человек. На сто процентов русский – высшей пробы. Эталон человечности. В том числе в отношении евреев. И того, что с ними было в СССР в войну.