Моя жизнь в дороге. Мемуары великой феминистки

Наконец у меня появился свидетель доброты моего отца! И хотя сам он предпочитал игнорировать несправедливые правила, а не менять их, неудивительно, что молодой человек, которому он когда-то помог, повзрослев, сам стал помогать другим. Отец умел чувствовать людей. Ведь и его собственная судьба нередко зависела, выражаясь бессмертными словами Теннесси Уильямса, «от доброты незнакомцев».

Спустя еще несколько лет я получила письмо с Гавайев от другого врача. Доктор Ларри Пиблз вырос в Лос-Анджелесе, а его покойный отец – тоже врач – был лучшим другом моего отца. Ларри написал мне потому, что только что вернулся из отпуска, проведенного в Латинской Америке, где купил несколько драгоценных камней, и внезапно вспомнил моего отца. Он захотел поделиться этим воспоминанием, раскрыв неизвестную мне прежде сторону его жизни.

«Для меня Лео был старшим товарищем. Когда он умер, ему было за шестьдесят, а мне – пятнадцать. Мой отец, Уильям Пиблз, был его лучшим другом. Я никогда не видел отца счастливее, чем в компании с Лео. Я знал, что по сравнению с ним еще совсем мальчишка, но само знакомство с вашим отцом было для меня честью. Он со всеми обращался как с равными, никогда не был надменным или высокомерным. И еще он был добрым, а главное – веселым, и в запасе у него всегда была интересная история.

Мой отец придавал себе важный вид, но, по сути, он так и остался сыном фермера из Гранд-Прери, что в провинции Альберта. В четырнадцать лет он убежал из дома, от отца, который над ним издевался, и его воспитала улица.

Думаю, им с Лео – который вечно что-то продавал – обоим нравилось путешествовать. Нравилось это ощущение обостренности всех органов чувств, которое появляется, когда постоянно находишься в незнакомой обстановке – в любое время дня и ночи. Кажется, это называется «уличное чутье». Когда у отца появлялись деньги, он их тратил – и Лео ему помогал. Они постоянно продумывали стратегии зарабатывания денег. Их мантрой было «Никогда не работай на дядю». Это была игра, а жизнь – игровое поле.

Отец был врачом, и они строили свои планы между приемами и после окончания рабочего дня. Я по субботам якобы ходил на работу: раскладывал таблетки по коробочкам, клеил на них этикетки или проявлял рентгеновские снимки. Иногда приходилось ассистировать на несложных операциях. Когда приходил Лео – почти все время проводил с ним, в приемной отцовского кабинета с собственным входом.

Лео был большим человеком. Во всех смыслах: его вес был больше 130 килограммов. Разговор наш начинался всегда одинаково: я называл его «мистер Стайнем», а он морщился и говорил: «Зови меня Лео». Не «дядя Лео» или еще как-нибудь, а просто Лео. Именно так я понял, что мы – друзья.