Моя жизнь в дороге. Мемуары великой феминистки

Потом прозвучал знакомый низкий голос Мартина Лютера Кинга-младшего, произносившего свою столь ожидаемую речь. Я всегда думала, что, если случится так, что на моих глазах будет вершиться история, – я узнаю об этом уже после. И вот этот момент настал.

Когда Кинг умолк, из толпы раздался голос Махалии Джексон: «Расскажи им о мечте, Мартин!» И он в самом деле начал длинную литанию[18] «У меня есть мечта» по памяти. «Говори! Говори!» – подбадривала его толпа после каждого образа. Самый запоминающийся момент оказался самым незапланированным.

Я очень надеялась, что миссис Грин услышала слова женщины – те слова, которые всё изменили.

Спустя пятьдесят лет я вновь стояла в многотысячной толпе, собравшейся перед Мемориалом Линкольна, чтобы отметить годовщину первого марша, и на этот раз в ней звучали и женские голоса. Бернис Кинг, которая была младенцем, когда ее отец произносил с трибуны ту первую речь, отметила отсутствие женщин в 1963 году. Еще там была Опра Уинфри, которой на момент выступления доктора Кинга было девять лет, и Каролин Кеннеди – дочь Джона Ф. Кеннеди. Участники марша надеялись, что президент ослушается своих советников, выйдет из Белого дома и хотя бы появится на марше, но этого не случилось. Наконец, был Барак Обама, дважды избиравшийся президентом Соединенных Штатов. О таком не мог мечтать даже сам доктор Кинг.

Это был огромный шаг вперед – и все же ничто не может компенсировать замалчивания правды. Как однажды сказал Кинг, «правосудие, отложенное слишком надолго, – это отмененное правосудие». Если бы Розу Паркс, Фанни Лу Хеймер и других услышали пятьдесят лет назад – если бы хотя бы половина выступавших в 1963 году были женщинами, – быть может, они сказали бы, что движение за гражданские права отчасти представляло собой протест против ритуального насилия и террора белых мужчин по отношению к черным женщинам. Может быть, мы узнали бы, что Роза Паркс получила задание NAACP[19] расследовать групповое изнасилование черной женщины белыми мужчинами – которые бросили ее умирать на автобусной остановке в Монтгомери – прежде, чем случился всем известный бойкот[20].

Еще мы узнали бы, что самый надежный показатель уровня насилия в стране – или ее способности применить насилие по отношению к другим странам – это не бедность, не природные богатства, не религия и даже не уровень демократии; это уровень насилия по отношению к женщинам. Именно он является мерилом всех прочих видов насилия[21].

Миссис Грин знала это. И еще она знала, что главной целью мужчин было помешать женщинам самим быть хозяйками своего тела. На том была построена часть истории этой страны – с тех самых пор, как Колумб пленил местных женщин, чтобы сделать из них секс-рабынь для своих матросов, – и очень удивился, когда они дали ему отпор[22].

Я знала, что миссис Грин никак не могла дожить до того момента, когда полвека спустя женщины получат наконец право голоса, но надеялась, что ее дочь видит это. Когда-то ее раздражали жалобы матери, но, думаю, теперь она испытала бы гордость.

После этих торжественных речей я каким-то образом оказалась вместе с группой молодых афроамериканок – некоторые из них были в футболках с символикой Колледжа Смит. Я знала, что Иоланда Кинг – дочь Мартина и Коретты Кинг – училась там, и эти женщины знали, что и я там училась. Мы сделали фотографии на телефоны. Я рассказала, что в моем классе в 1956 году не было ни одной афроамериканки – или, как тогда говорили, негритянки. Когда я спросила у сотрудника приемного отделения колледжа, в чем причина, он ответил: «Нужно быть аккуратнее с этими негритянками – у нас не так много образованных негров-мужчин».

Девушки расхохотались над таким сексистско-расистским заявлением и обняли меня в знак сочувствия, как будто это меня незаслуженно обидели. Пожалуй, отчасти они были правы. Белым людям следовало бы подать коллективный иск за подобное культурное ограничение и заключение в белое гетто.

Когда людей разделяют на категории и классы, вместо того чтобы объединять, – проигрывают все.

Эти молодые женщины не ждали ни помощи от Вашингтона – как, должно быть, опасался Малкольм Икс, – ни призыва к выступлению. Они были самодостаточны – как цветы из знаменитого сборника Элис Уолкер «Петунии революции»:

Великолепно цветет
Ради самой себя…

Малкольм Икс мог бы тоже ими гордиться. Я знала старшую из шестерых его дочерей – Этталлу Шабазз, утонченную и более опытную, чем эти молодые сдержанные женщины. Она была писательницей, оратором, активисткой и к тому времени сама уже стала бабушкой. Знакомство с ней стало для меня одним из даров дороги.