Моя жизнь в дороге. Мемуары великой феминистки

Когда мы вновь встретились, она сказала мне то, чего я никогда прежде не слышала и не читала. Малкольм Икс был в Вашингтоне в тот исторический мартовский день 1963 года. Он остановился в гостиничном номере актера и общественного деятеля Осси Дэвиса, который также выступал на марше, и сделал все, чтобы доктор Кинг знал: он приехал, чтобы поддержать. Но, как объяснила его дочь, «он также знал, что его присутствие отвлечет всеобщее внимание, а он предпочитал цельную картину».

Почему-то этот малоизвестный факт показался мне очень трогательным. Эти двое мужчин как будто тянулись друг к другу. Доктор Кинг высказывал более радикальные убеждения, когда речь заходила о Вьетнамской войне, а Малколм Икс начинал говорить о «бескровной революции». Если ситуацию форсировать, последствия могут стать еще более трагичными; но бывает так, что вместе подобные события образуют контекст для масштабного круга совета.

III

Благодаря миссис Грин и многим другим женщинам, которые нашли в себе храбрость бороться за себя и за других, я начала понимать, что и женщины были «чужеродной» группой. В этом понимании, в свою очередь, заключался ответ на многие другие вопросы. Например, почему у Конгресса было мужское лицо, а у соцобеспечения – женское; почему домохозяек называли «неработающими женщинами», хотя их рабочий день был дольше, тяжелее и менее оплачиваемым, чем у любой другой категории работников; почему женщины составляли 70 % рабочей силы на производствах – оплачиваемой и неоплачиваемой, – но при этом владели лишь 1 % собственности; почему «мужественность» подразумевала способность вести за собой, а «женственность» – быть ведомой в странном танце повседневности?

Я все чаще ловила себя на мысли, что мне хочется рассказать миру об этом новообретенном знании, как будто миру было не все равно.

Но на дворе были 60-е, и даже мой весьма открытых взглядов редактор признался, что если напечатает статью о равенстве женщин и мужчин, то сразу вслед за ней ему придется выпустить другую, о том, что женщины на самом деле не равны мужчинам, – дабы соблюсти принцип объективности.

Я стала искать утешения в написании биографий Марго Фонтейн – танцовщицы, какой хотела бы стать и я, но не стала, – или Дороти Паркер, Саула Беллоу и других писателей, которыми я восхищалась и которые ближе всех были к моему идеалу писателя. Потом мне написали две женщины из лекционного бюро с просьбой выступить перед аудиторией, заинтересовавшейся этой новой темой – «Освобождение женщин». Дело в том, что в журнале «New York» как раз вышла моя статья «После власти черных. Освобождение женщин». Поводом к ее написанию послужило пробуждение моего собственного сознания – ведь и я сама долгое время хранила вынужденное молчание по поводу сделанного когда-то аборта. Как и многим женщинам, мне внушили чувство вины. Как и многие, я не понимала, что, если женщинам запрещено самим распоряжаться собственным телом, на то есть политические причины.

Предложение меня заинтересовало, но было одно весьма существенное препятствие: я боялась выступать на публике. Мне так часто приходилось в последнюю минуту отменять интервью на телевидении по случаю выхода той или иной статьи (ведь этого всегда ждут от автора), что некоторые программы занесли меня в черный список. К счастью, у меня была подруга по имени Дороти Питман Хьюз. Она стояла у истоков борьбы с сексизмом и ратовала за организацию в Нью-Йорке образовательных учреждений для детей разных рас. И еще она была бесстрашным оратором, матерью и членом огромного чернокожего семейства, жившего в пригороде Джорджии, – словом, полной моей противоположностью.

Мы познакомились, когда я написала статью о ее детском образовательном центре на базе общины для журнала «New York»[23]. Когда мы сидели на детских стульчиках и ели свой обед из бумажных тарелок, ее единственный ассистент – молодой радикал из Италии – поделился с нами своей печалью: его девушка отказалась выходить за него замуж, потому что после свадьбы он собирался запретить ей работать. Мы с Дороти тогда еще не были знакомы, но единодушно принялись проводить параллели между равенством женщин и прочими его радикальными идеями. И получилось!

Поскольку «индивидуальное занятие» увенчалось успехом, Дороти предложила выступить перед аудиторией вместе, после чего каждая могла бы углубиться в рассказ о собственном – отличном и вместе с тем параллельном – опыте, и, если я вдруг собьюсь или споткнусь, она подхватит.

Мы сразу поняли, что совместное выступление белой и черной женщин привлечет гораздо более разнообразную аудиторию, чем каждая из нас в отдельности. К тому же, если я сразу признаюсь, что боюсь выступать на публике, аудитория отнесется ко мне не только с бо́льшим терпением, но и с сочувствием. Опросы общественного мнения показали, что многие люди боятся публичных выступлений пуще смерти, так что я была не одинока.