Моя жизнь в Мокше

Досуг я проводил за чтением пуран — древнеиндийских мифологических сказаний, чередуя их философскими трактатами веданты и кашмирского шиваизма. Листая сборник пуранических сказаний издательства «Восточная литература», я устремлялся вниманием в направлении Восточной Индии, где появились на свет шактистские пураны. В пуранах Деви упоминается под именем Видьи, которое переводится с санскрита как «ведение» или «мистическое знание», рассеивающее невежество и являющееся непосредственной причиной духовного освобождения. Но одновременно с этим она известна как Майя — иллюзорная энергия Шакти, одновременно скрывающая истинную природу мира и помогающая этому миру проявиться во всем своем многообразии. Этот дуализм в действительности является отражением Единого, именуемого на санскрите «экам сат», создающего иллюзорную реальность как инструмент самопознания.

Другими словами, познание иллюзии является шагом к познанию недвойственной природы Абсолюта, так как она выступает одновременно фундаментальной причиной неведения — «авидьи» и путем освобождения от него. Знание — это иллюзия, а иллюзия — это знание. Познать иллюзию можно только полностью погрузившись в нее. И чем глубже это погружение, тем более многомерной и многоликой она оказывается. В тантрах и пуранах встречаются истории из жизни божеств и людей, демонстрирующие влияние Майи. Они переходят из одной жизни в другую, погружаясь в иллюзорную реальность и забывая себя. Следуя мифологическому сценарию, они исполняют свои роли в космической игре, чтобы однажды выйти из нее и получить опыт пробуждения.

В пуранах я искал символические координаты для маршрута своего внутреннего путешествия. Как и в других сакральных мифах, герои индийских мифологических сказаний путешествуют в поисках духовного центра. Географически такой центр обычно располагается в труднодостижимом месте — на высокой горе, далеком острове, в глубокой пещере. В психологическом понимании, такие места могут служить архетипами возвышенных состояний, изоляции от внешнего мира или погружения в глубины собственной души. В финале мифологического путешествия героев ждет триумф и обретение сокровища, но этому предшествуют испытания, связанные с возвращением из бездны, пещеры, выныриванием из колодца, котла и т. п.

В Деви Бхагавата пуране описывается жемчужный остров Манидвипа, расположенный в океане нектара. Как и в легендах других народов, посещение чудесного острова связано с метаморфозой, которую неизбежно переживает всякий, достигший его. Земля жемчужного острова, подобно античным Островам блаженных, шумерскому Дильмуну и кельтскому Авалону, не знает болезней и смерти и имеет символический белый цвет. Сакральным центром острова служит дворец из драгоценного камня Чинтамани — местопребывание Великой Богини. В русских фольклорных текстах сходный образ описывается на языке заговоров: «На море на окияне, на острове Буяне есть бел-горюч камень Алатырь. Под тем камнем сокрыта сила могуча и силы нет конца».

Адепты Санатана Дхармы без труда узнают в бел-горюч камне джьотирлингам — «лингам из света», один из самых почитаемых культовых объектов для индуистских паломников. Но в отличие от лингамов, локализованных в пространстве, местоположение Алатыря остается загадкой, поскольку он находится в мифологическом пространстве и времени, имеющем существенные отличия от географического. Мифологическое пространство — это пространство души и его координаты можно измерить только верстовыми столбами внутреннего опыта. Кроме того, по описанию, бел-горюч камень скрыт от глаз на таинственном острове Буяне и стоит там «никому не ведомый». Таким образом, в психологическом контексте Алатырь символизирует внутренний ресурс, источник энергии, запрятанный в глубинах души.

Скрытый внутренний ресурс и является тем сокровищем, на поиски которого отправляется мифологический герой. Символы могут различаться, но суть остается той же и красной нитью проходит через сказания разных эпох и народов. Постигая ее, я приближался к созданию личной мифологии, в структуре которой видел разгадку своего внутреннего путешествия. Ее краеугольным камнем стал для меня курган, обнаруженный на окраине деревни. В моем сценарии он исполнил роль сакрального места, в поисках которого я был отправлен судьбой по мифологическому маршруту. Сама его форма словно указывала на потаенное внутреннее содержание, а отношение к погребальным сооружениям — на связь с миром иным.