Моя жизнь в Мокше

Переезд в деревню не занял много времени. В дорогу я собрал вещи первой необходимости и небольшую библиотеку с индийской литературой. Выбрав пустующий дом на берегу мистической реки, я поселился в нем по приглашению живущей по соседству пожилой женщины. Из местных жителей рядом жили только пенсионеры — одна семейная пара и две одиноких старушки. Иногда в деревню наведывались дачники, чтобы провести выходные и вернуться назад в свои городские квартиры. К моему появлению в деревне поначалу отнеслись с недоверием, но когда выяснили, что я не беглый зэк, а просто чудаковатый ученый — быстро приняли за своего.

Первой ко мне прониклась симпатией баба Настя, показавшая мое будущее жилище. В благодарность я помогал ей по хозяйству, привозил продукты и лекарства. У меня появилось немало хозяйственных забот, в которые я окунулся с не меньшим энтузиазмом, чем прежде нырял в священные тиртхи. Нужно было залатать ветхую кровлю до наступления холодов, утеплить дом. Иногда приходилось совершать поездки в райцентр по делам, но обычно мне не хотелось покидать своего уединенного пристанища. В хозяйстве нашлась старая лодка, на которой я совершал медитативные речные прогулки. Спуская лодку на воду, я невольно задумывался о том, что освобождение рядом, но я лишь скольжу по его поверхности. Или просто наблюдаю со стороны — словно слежу за течением реки, не погружаясь в ее поток.

Глядя с лодки в прозрачную воду Мокши, я видел отражение неба над своей головой, и мое собственное лицо растворялось в красках заката. Колебания ума прекращались вслед за волнами, оставленными лодкой на глади воды, и я плыл по течению в полном безмыслии. Порой я словно сливался с окружающим пространством, точнее сказать пространство само заполняло меня цветами, запахами, звуками, не оставляя места для мысленной активности. Обычно я возвращался к берегу уже затемно, стараясь растянуть во времени это медитативное переживание. Ничто не тревожило меня в такие моменты, и чувство безмятежности шлейфом тянулось за мной после речных прогулок.

Периодически мое состояние менялось от ощущения наполненности жизни к моментам острого одиночества. Чтобы отогнать тоску, я взял за привычку проводить вечерние пуджи на импровизированном алтаре, который постепенно дополнялся разными элементами. Я вырезал из дерева фигурки божеств и даже соорудил подобие лингама из речного камня. Ритуальный колокольчик, найденный в сарае, достался мне в наследство от какой-то местной коровы, а подсвечник для огненной церемонии «арти» я соорудил из кусков жести. Пение мантр помогало мне выйти за пределы маленького осиротевшего «я» и воссоединиться с Вселенной. Пространство активно резонировало мне в ответ — оконное стекло тихо звенело, ветер шуршал по крыше, гулко ударяя по частям отвалившейся кровли, со двора доносились разнообразные звуки живой природы.

Пробираясь в ночном сумраке через сени своей избы, я представлял себя в гималайской пещере, которую выбрал жилищем по примеру отшельников и аскетов. Временами, погружаясь в медитацию, я переживал чувство тотальности, которое сопровождало меня и в последующее время. Казалось, я уже не от мира сего, мое тело покрывает пепел погребальных костров и единственная цель моего существования — это поиск духовного освобождения. В таком настроении я упорно продолжал свою практику. Воскрешая в памяти чувство, наполнившее меня любовью к Деви, я преисполнялся вирья-бхавой и утверждался в решимости продолжать садхану, шаг за шагом приближающую меня к состоянию Шивы. Как истинный шакта, я повторял строфы из Деви Махатмьям и совершал подношения Богине.

Семена Мокши, упавшие на почву моего сознания, незаметно прорастали, питаемые силой санкальпы освобождения. Пребывая в уединении, в отрыве от социальных отношений, я слой за слоем отделял от сознания иллюзии, подтапливая ими жертвенное дхуни Майя-Деви. Переосмысливая полученный опыт, я наблюдал, как разматывается клубок моих влечений, следуя за которым я пытался найти выход из лабиринта сознания. Подобно сказочному герою, в поисках приключений покинувшему ритуальный социум, я двигался в неизведанное, и единственным проводником на этом пути мне служило мистическое видение. По мифологическому сценарию, мне предстояло возвращение из тридесятого царства, символизирующего мистическое состояние сознания. Знаки на пути и волшебные помощники, встречающиеся в трудных ситуациях, внушали надежду на благополучный исход этой мифодрамы.