Он все еще был в своем коричневом костюме, который выглядел так, словно был найден в секонд-хенде на дне корзины, под грудой вещей.
– Ты его ешь, а еще он тебе
– Что ты сказала?
Бабушка закрыла глаза и покачала головой.
– Господь Всемогущий, – пробормотала она.
После ее слов из кухни появилась Гейл, неся огромную кастрюлю с ирландским рагу, над которым бабушка трудилась весь день.
Гейл не удивилась, увидев меня. Наверняка ее предупредили заранее. Она хорошо выглядела, если не считать излишней худобы и темных кругов под глазами.
– Привет, Подриг. Давненько тебя тут не было. – Она произнесла это с легкостью, но ее губы скривились при этом так, словно она пососала дольку лимона. – У тебя все хорошо?
– Да, все просто замечательно, – ответил я. На самом деле все было как раз наоборот. Мне стало смешно от того, как часто в течение дня мы произносим это в ответ, хотя у нас все плохо, и, сами того не замечая, превращаемся в лжецов. – С возвращением в Шамблз.
Она изобразила некое подобие улыбки и поставила кастрюлю в центр стола.
– Я бы сказала тебе то же самое, но, полагаю, ты здесь надолго не задержишься. – Она села рядом с Майором и бросила взгляд на Валери. – До меня дошли хорошие новости. Мои поздравления.
– Что за хорошие новости? – спросил Майор, хотя мы уже все ему рассказали.
– Подриг и эта леди женятся, – прокричала ему в ухо Гейл.
– О, это славно, – сказал он. – Поздравляю тебя, Подриг, она классная. А вы двое все держали в тайне! – заявил он, глядя на бабушку и отца.
Мой отец продолжал копаться в салате, не обращая никакого внимания на слова Майора. Я заметил, что отец почти ничего не ест.
– Так когда свадьба? – спросила Гейл, раскладывая рагу по тарелкам.
– Да, Подриг, когда будет ваша чудесная свадьба? – присоединилась бабушка.
Я посмотрел на Валери, и она кивнула, беря бразды правления в свои руки.
– Мы еще не решили. Все зависит от того, каким будет расписание Подрига, когда он вернется на поле.
Поскольку я не был уверен, что вообще когда-нибудь буду играть, я едва не нахмурился в ответ. Но она же не знала истинного положения моих дел, да и никто не знал.
– Ты уже восстановился после сотрясения? – спросила Гейл. – Удар был очень сильным.
– Это точно. И как ты умудрился? – Отец включился в наш разговор. – До сих пор не понимаю, какого черта ты упал.
– Колин, будь любезен, дай нам закончить ужин, а уж потом чертыхайся, – сделала замечание бабушка.
– Ага, а сама постоянно дьявола поминаешь, – проворчал он ей в ответ.
– Только лишь потому, что мне бы хотелось иметь его в своих союзниках, – ответила она, тыча в отца вилкой. – И потом, что случилось, то случилось. Зачем вспоминать. Бедный мальчик и так плохо себя чувствует.
– Мы обручились лишь на Рождество, – продолжила Валери, пытаясь сменить тему разговора, – поэтому еще ничего толком не планировали. Мы только начинаем об этом думать, – радостно добавила она.
– А где ее кольцо? – спросила Гейл, повернув голову в сторону Валери, но глядя только на меня. – У тебя куча денег. Я думала, если ты решишь жениться, твоя женщина будет усыпана бриллиантами.
– Да, Подриг, это не тот случай, когда нужно экономить, – добавил отец.
Я обменялся взглядами с Валери и с бабушкой, а затем откашлялся.
– Вообще-то, папа, я собирался тебя кое о чем попросить. У Валери нет кольца, потому что я хочу, чтобы она носила мамино.
Наступила тишина.
Все прекратили есть и уставились на моего отца.
Кроме Майора, который задал свой обычный вопрос:
– Что ты сказал?
Мой отец нахмурился, снял очки, потом снова надел их, словно обдумывая мои слова.
– Ты хочешь вручить ей кольцо, которое я подарил твоей матери?
– Для нас это много значит. Я бы хотел, чтобы кольцо продолжило жить, – ответил я.
Одного взгляда на Валери было достаточно, чтобы понять, как ей нехорошо, но я продолжил:
– Если ты откажешь, я пойму твое решение и не обижусь. Просто я подумал, что это будет очень символично.
Отец пробурчал что-то неразборчиво. Он сидел, смотрел на свой разворошенный салат, хмурился и шевелил губами. Потом взглянул на меня.
– Думаю, твоей маме это бы очень понравилось.
Он с трудом сглотнул, и я вдруг осознал, что впервые за долгое время вижу, как отец выражает свои эмоции.
Черт. Значит, ему действительно не безразлично.
Во мне боролись два чувства – облегчение и чувство вины, и я не знал, какое из них победит, но знал, что именно этого хотел с самого начала.
Разве нет?
Отец посмотрел на Валери.
– Я очень любил мать Подрига, она была… она так рано от нас ушла, – сказал он с горечью в голосе. – Они обе ушли слишком рано.
– Обе? – спросила Валери, и тут я понял, что должен был ей раньше рассказать, почему умерла моя мать.
– Он тебе не рассказал? – с удивлением спросил отец.
Да, конечно. Учитывая, что (по легенде) мы с ней год вместе, она уже должна была об этом знать.
– Мне не хватило сил рассказать всё, – еле слышно произнес я.
– Не хватило сил рассказать о своей сестре? – спросил отец.
– Сестре? – не унималась Валери. Она смотрела на меня. – Я думала, ты единственный ребенок.