Моя жизнь. Записки суфражистки

Эта демонстрация протеста была нами предпринята в полном сознании ее серьезности, но мы чувствовали, что следует сделать нечто более резкое, чтобы уничтожить равнодушие английских мужчин к страданиям женщин, угнетаемых несправедливыми законами. Как мы указали, письма, как они ни драгоценны, менее ценны, чем человеческая жизнь. Это живо почувствовали широкие круги при крушении «Титаника». Навеки погибли письма и различные ценности, но эта потеря была забыта перед лицом гораздо более ужасной утраты множества человеческих жизней. И потому, в стремлении привлечь внимание к более важным преступлениям против человеческих существ, мы продолжали свое сжигание писем.

Только в немногих случаях удалось захватить виновниц, и одна из арестованных женщин оказалась беспомощной калекой, не способной ходить и прикованной к креслу. Ее приговорили к 8-месячному заключению в первом разряде; она начала упорную голодовку, и ее подвергли с необычной грубостью насильственному кормлению, причем тюремный врач умышленно сломал ей один зуб, чтобы просунуть трубку. При всей своей слабости парализованная девушка продолжала голодовку и борьбу с тюремными правилами, и скоро ее пришлось выпустить. Чрезвычайно строгие приговоры, полученные другими разрушительницами и поджигательницами почтовых ящиков, не были приведены в исполнение, поскольку все они прибегли к голодовке, и потому их пришлось очень скоро освободить.

Показав правительству, что мы не шутили, объявив ему партизанскую войну и решительный отказ спокойно оставаться в тюрьмах, мы провозгласили временную приостановку военных действий, чтобы правительство имело полную возможность выполнить свои обязательства по отношению к поправке о праве голоса женщин к биллю об избирательной реформе. Мы ни на одну минуту не верили, чтобы Асквит захотел сдержать свое слово. Мы знали, что он нарушит его, если сможет, но были некоторые шансы, что это не окажется для него возможным. Впрочем, главной причиной для объявления перемирия была уверенность, что премьер найдет способ уклониться от исполнения своего обещания, и мы решили, что общее осуждение должно постичь не милитантство, а действительного изменника. Внося правительственный билль о реформе существующего избирательного права, Асквит обязался сделать возможной поправку о предоставлении права голоса женщинам и признать ее, если она будет принята во втором чтении. Все с напряженным любопытством выжидали теперь, как правительство сумеет извернуться и отказаться от своего обязательства.

Передавались всякого рода слухи, причем говорили и об отставке премьера, и о возможности назначения новых выборов, и о том, что в билль, в случае принятия поправки, будет включен пункт об обязательном референдуме по вопросу о распространении избирательных прав на женщин. Сообщали также, что правительство намерено держать билль, по принятии его Палатой Общин, под сукном так долго, чтобы он утратил всякое значение в силу правила, по которому билли, не прошедшие окончательно в первые два года существования данного парламента, уже не рассматриваются Палатой Лордов. А для того, чтобы стать законом без санкции Палаты Лордов, билль должен трижды пройти через Палату Общин. Шансы на то, чтобы билль о даровании женщинам права голоса удовлетворил этому условию, фактически сводились к нулю.

Ни один из этих слухов Асквит не опровергал, и единственное заявление, какое он сделал по поводу билля, сводилось к тому, что он считает в высшей степени маловероятным, чтобы Палата приняла поправку о женском избирательном праве. С целью смутить сторонников женского равноправия в Палате Общин, Ллойд-Джордж и Льюис Харкорт вновь усиленно распространяли пессимистические слухи о неизбежном расколе в среде кабинета в случае принятия поправки. Ни одна угроза, как это они отлично знали, не могла с таким успехом запугать рядовых либеральных депутатов, которые, вдобавок к своей слепой партийной верности, опасались потери своих депутатских мест в случае общих выборов, неизбежных в результате такого раскола. Чтобы не лишиться своего политического положения, они готовы пожертвовать какими угодно принципами. Разумеется, намеки на раскол в кабинете представляли собой явное шарлатанство, и они мало кого из депутатов могли обмануть. Но он весьма недвусмысленно говорил об одном, а именно о том, что свое обещание предоставить Палате полную свободу при решении вопроса об избирательном праве, перед которым министерство готово будет преклониться, Асквит никогда не думал выполнить.