Моя золотая Бенгалия

Когда еще правительство Морарджи Десаи пыталось на практике утвердить хинди в качестве государственного языка, то есть ввести его изучение в школах и применять во всех государственных учреждениях, поднялась волна протестов во многих штатах, за исключением Уттар-Прадеша, Харьяны, Мадхья-Прадеша, Бихара, Раджастхана, где хинди является ведущим языком. Но даже в рамках этой обширной зоны имеет место движение за лингвистическую и территориальную автономию отдельных диалектов хинди. Яркий пример того — диалекты раджастхани и майтхили. Хинди своим родным языком считают не более 40 % всех жителей Индии, хотя многие и понимают этот язык. Для южных же индийцев (тамилы, телугу, каннада, малаяли, чьи языки родственны) хинди лингвистически очень далек. И в школах там официальный государственный язык изучается неохотно, и я не могу даже представить, что могло бы заставить тамошних жителей сменить привычный английский на хинди. Бенгальцам нетрудно понять хинди, потому что их язык, так же как гуджарати, маратхи, панджаби, ория и ассамский, относится к одной и той же группе языков (подобно тому, например, как многие европейские языки относятся к романским или славянским). Но в школах Западной Бенгалии изучают свой родной язык и английский. Хинди для школ этого штата не является обязательным.

Один из президентов Индии — тамил Сарвапали Радхакришнан не знал языка хинди — государственного языка. Действительно парадоксальная ситуация, которая, кажется, возможна лишь в Индии.

Я спрашивал многих южноиндийцев и бенгальцев, почему они не хотят изучать хинди, и всегда получал один и тот же ответ:

— Конечно, хорошо быть патриотом своей страны, но что нам даст хинди? Никто же не может утверждать, что штаты, где говорят на хинди, в своем развитии опередили другие штаты. А английский нам открывает дверь в широкий мир.

Это очень веский аргумент, против которого трудно возразить. Против повсеместного внедрения хинди выступают и религиозные меньшинства. Дело в том, что нынешняя зона распространения хинди является колыбелью индуизма. Там родились первые варианты великих эпосов «Махабхарата» и «Рамаяна», упанишады, литература раннего буддизма, сборник древних законов «Артхашастра», «Законы Ману» и другая литература, которая и сегодня в значительной мере формирует мировоззрение индуистов. Человек, говорящий на хинди, о себе говорит:

— Я индиец.

Его сосед, родным языком которого является урду, независимо от места жительства утверждает:

— Я мусульманин.

Индийцем назовет себя только образованный мусульманин. Проблема государственного языка является острой политической проблемой и потому, что введение хинди даст еще больше преимуществ тем, для кого это родной язык (все главные государственные учреждения находятся в столице Дели, где ведущее положение занимает язык хинди). Очевидно, что Индии следовало бы сделать хинди реальным государственным языком. Но пока это возможно только теоретически. Надо признать, что роль английского уменьшается в связи с тем, что в высших учебных заведениях все шире вводится язык соответствующего штата. Вывески магазинов, надписи на железнодорожных и автобусных станциях в Северной Индии чаще всего делаются только на хинди. Чтобы что-то узнать, необходимо обращаться к людям среднего возраста, так как молодежь говорит по-английски плохо. В условиях Индии, когда английский теряет свои позиции, а хинди их еще не завоевал, отсутствие объединяющего всю страну, всем понятного языка очень осложняет общение людей. Ни санскрит, ни фарси (ставший государственным языком в 1Х-ХП1 веках, когда Индию покорили мусульманские завоеватели), ни английский, которым никогда не владело более двух процентов жителей страны, не были понятны большинству индийского народа. В наши дни, когда контакты между различными областями одной страны становятся все теснее, нельзя обойтись без единого, всем понятного языка. Только будущее покажет, как Индия сумеет до конца разрешить этот сложный вопрос.