Моё чудовище

Она вскинулась, воскликнула с вызовом:

– А что? Так смешно?

– Нет, Белка, нет, – торопливо заверил её Дымов, кивнул. – Всё правильно.

Бэлла швырнула вещи в огонь. Они целиком накрыли его, Дымов даже подумал, что сейчас костёр потухнет. Но ткань начала чернеть, прогорать, язычки пламени пробивались наружу, расползались, росли. Дым повалил темнее и гуще. А Бэлла стояла неподвижно, засунув руки в карманы, и смотрела с какой-то особой сосредоточенностью. И в голове возникла новая мысль.

– Подожди, – произнёс Дымов. – Я сейчас тоже.

И теперь уже он ринулся к дому. Нет, конечно, пиджаки и деловые костюмы он сжигать не собирался. А от бедового детства и юности почти ничего не сохранилось. Тем более он давно их оставил далеко позади. Но было другое – лежало в верхнем ящике рабочего стола в пластиковой папке. И ещё кое-что, попавшееся под руку совсем недавно.

Каждый раз собирался выкинуть и снова откладывал. Почему? Зачем?

– Что это? – спросила Бэлла, увидев папку в его руках.

– Документы на тендер, – пояснил Дымов, вынимая бумажные листы.

– Тендер? – задумчиво повторила она. – Это тот самый… из-за которого на тебя тогда напали.

– Тот самый.

– Решил отступить? Сдаться?

В её словах не прозвучало ни осуждения, ни снисходительности, она просто хотела понимать, и Дымов опять пояснил:

– Нет. Но я подумал – а на фига мне это действительно надо? Если что-то делать, то или для себя, или для других людей. – Он присел на корточки, разорвал листы пополам, кинул в самую середину костра. – А только ради того, чтобы утереть кому-то нос… Ну, так себе мотив, чтобы тратить на него время и силы.

На бумагу огонь набросился яростно и жадно, словно на лакомство, быстро превращая белые листы в чёрные полупрозрачные лохмотья, которые легко рассыпались в прах. Остался только один. Тоже формата А-четыре, но только из тонкого картона и сложенный пополам, как открытка. Точнее это и была открытка, украшенная аппликацией из цветной бумаги – тюльпанчики, продетые сквозь цифру «восемь». Бэлла уставилась на неё ещё более удивлённо.

– А это? Кто это делал?

Дымов усмехнулся.

– Я.

Она перевела недоумевающий взгляд с открытки на него и опять на открытку.

– Скорее всего, когда в началке учился, – продолжил он, не дожидаясь непременного вопроса. – Все делали, ну и мне пришлось.

– А у тебя тоже тогда мамы не было? – предположила Бэлла с пониманием.

– Да почему? Была, – возразил Дымов. – И сначала я ей правда собирался подарить, но потом решил, что не заслужила, что обойдётся. Выбросить хотел, да видно забыл. Просто засунул куда-то, а когда вещи в родительской квартире разбирал, нашёл.

– И опять не выбросил, – скорее, не спросила, а констатировала она, а услышав в ответ чуть пренебрежительное «Как видишь», поинтересовалась тихо и осторожно: – Всё ещё надеешься подарить?

– Нет, – он решительно отправил открытку в огонь. – Теперь уже точно некому. – И немного отодвинулся, уселся на низкую деревянную лавочку, сделанную из надёжно зафиксированной половины бревна.

– Она умерла?

Бэлла тоже устроилась рядом, не слишком близко, на небольшом расстоянии, одёрнула подол и, обняв коленки, наблюдала, как картон корёжится в пламени, теряет твёрдость, цвет и форму.

– Да.

– От чего?

– Органы начали отказывать. – Дымов качнул головой. – Она ведь пила, ширялась. Ещё и отца не стало. Замёрз на улице, не смог до дома дойти.

– Значит, он не миллионер?

– Нет, конечно. Алкаш и нарик. А мать, как ни странно, не смогла без него. Даже год не протянула. Ничего не помогло. Поздно уже было.

Бэлла на секунду закусила губы.

– Ты не знал?

– Знал. Но только мы к тому времени почти не общались. Я пытался, но… – он дёрнул плечами. – Так странно. Вроде бы родные, а выходило, будто совсем чужие.

– Они тебя бросили?

– Я сам ушёл. В пятнадцать. Хорошо было, куда.

– К бабушке? – она не просто расспрашивала, она выдавала готовые варианты, почти уверенная, что не ошибалась.

– Можно сказать и так, – согласился Дымов. – Она мне правда как бабушка была. Хоть и не родная. Вообще посторонняя. Случайно познакомились. Тётя Лена. Я сначала удивлялся, нафига я ей сдался? Почему она терпит, не выгоняет? Со мной же одни проблемы. Я ж тоже – пил, гулял, дрался. Как-то спросил, зачем ей такое наказание, а она ответила, что я для неё не наказание, а подарок. Как будто ей сына вернули. – Закончил самокритично, чисто от себя: – Пусть и не лучший вариант.

– А сын? Он… – Бэлла не договорила, замялась, скорее всего не хотела в очередной раз произносить что-то подобное «умер» или «погиб», и Дымов не стал дожидаться, кивнул.

– Его убили. В девяностые. Слышала про девяностые?

– Слышала. Немного, – призналась она. – Он бандитом был?

– Нет. – Даже близко нет. – Водителем на «Скорой».

Бэлла повернулась, глянула поражённо.

– А за что тогда?