Моё лучшее стихотворение

Принесли к врачу солдата
   только что из боя,
но уже в груди не бьется
   сердце молодое.

В нем застрял стальной осколок,
   обожженный, грубый.
И глаза бойца мутнеют,
   и синеют губы.

Врач разрезал гимнастерку,
   разорвал рубашку,
врач увидел злую рану —
   сердце нараспашку!

Сердце скользкое, живое,
   сине-кровяное,
а ему мешает биться
   острие стальное…

Вынул врач живое сердце
   из груди солдатской,
и глаза устлали слезы
   от печали братской.

Это было невозможно,
   было — безнадежно…
Врач держать его старался
   бесконечно нежно.

Вынул он стальной осколок
   нежною рукою
и зашил иглою рану,
   тонкою такою…

И в ответ на нежность эту
   под рукой забилось,
заходило в ребрах сердце,
   оказало милость.

Посвежели губы брата,
   очи пояснели,
и задвигались живые
   руки на шинели.

Но когда товарищ лекарь
   кончил это дело,
у него глаза закрылись,
   сердце онемело.

И врача не оказалось
   рядом, по соседству,
чтоб вернуть сердцебиенье
   и второму сердцу.

И когда рассказ об этом
   я услышал позже,
и мое в груди забилось
   от великой дрожи.

Понял я, что нет на свете
   выше, чем такое,
чем держать другое сердце
   нежною рукою.

И пускай мое от боли
   сердце разорвется —
это в жизни, это в песне
   творчеством зовется.

1943

Игорь Кобзев После кино

Девушка с каштановой косою
Горько плачет у дверей кино:
Жалостью к погибшему герою
Ее сердце юное полно.

Долго-долго слез унять не может
И стоит с заплаканным лицом.
А подружки, совестясь прохожих,
Обступили бедную кольцом.

— Что ты плачешь? Это ж все —
   неправда.
Кто бы мог стерпеть такую боль?
Все слова в кино придумал автор,
И актер исполнил только роль.

Стыдно! Как могла ты разреветься,
Если всем известно наперед,
Что актер, пуская пулю в сердце,
Настоящей смертью не умрет.

— Просто не пришлось тебе, наверно,
Видеть, как снимается кино:
Все подстроено, все из фанеры —
Вспомнишь — и становится смешно…

…Я случайно слышал эти речи.
И хоть я в поступках не горяч,
Подошел к ней, взял ее за плечи
И сказал:
— Не смей им верить. Плачь!

1955

Дмитрий Ковалев А думал я…