Оттого, что не бывает тихоНи зимой, ни летом, никогда,Город называется Гремиха —Ты видал такие города:Их кружком не отмечают карты,Снег их заметает с головой —И олени, впряженные в нарты,Пробегают улочкой кривой.Тральщик затихает у причала —И, на пристань твердую сойдя,Люди разминаются сначалаПосле качки, ветра и дождя.Клуб набит, толпа стоит у входа —И под нескончаемый мотивТяжело танцуют мореходы,Девушек румяных подхватив.Может быть, корабль уйдет с рассветомВ океан суровый… но покаДевушка не думает об этом,Прижимаясь к локтю моряка…Снова ходит вьюга за саамом,Но и здесь, где только снег и лед,Мы живем и дышим тем же самым,Чем живет и дышит весь народ.Кто сказал, что здесь задворки мира?Это край, где любят до конца,Как в седых трагедиях Шекспира —Сильные и нежные сердца!
1944
Булат Окуджава
«Надежда, я вернусь тогда…»
Надежда, я вернусь тогда, когда трубач отбой сыграет,когда трубу к губам приблизит и острый локоть отведет.Надежда, я останусь цел: не для меня земля сырая,а для меня — твои тревоги и добрый мир твоих забот.Но если целый век пройдет и ты надеяться устанешь,Надежда, если надо мною смерть развернет свои крыла,ты прикажи, пускай тогда трубач израненный привстанет,чтобы последняя граната меня прикончить не смогла.Но если вдруг когда-нибудь мне уберечься не удастся,какое новое сраженье ни покачнуло б шар земной,я все равно паду на той, на той далекой, на Гражданской,и комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной.
1959
Сергей Островой
Январь
И всё, как в фельетонах Эренбурга…Угрюмые аллеи Бишофсбурга,На вывесках, у маленькой лавчонки,Два ангела присели на бочонки,Им холодно. Их некому жалеть.Но ангелы не могут улететь.А снег летит… Он забивает окна.Январь прядёт колючие волокна.И медленно окутывает тьмаБезлюдные кварталы и дома.Войдем с тобой в пустынные квартиры.Навытяжку в шкафах стоят мундиры.Огромные, невиданной породы,Стоят благополучные комоды.И пухлые, багровые периныГрозят тебе, как горные лавины.Хозяев нет. Хозяева в дороге.Потерян чей-то перстень на пороге.Стоит в шкафу бордоское вино,О Франции задумалось оно.А на столе норвежские сардины,Голландский сыр, из Греции маслины,И белый холст из милой мне Полтавы,Где так грустны осенние дубравы.Все здесь сошлось. Все встало на видуВ том роковом для Пруссии году.Она горит и мечется в огне.Вот рухнул дом. Вот копоть на стене.И страхового общества медали —Зачем-то врут, что дом застраховали!