– Может, я чего и не понимаю в вашем мире темных, но я много общаюсь с природой и должна сказать: любое существо – это не безвольная игрушка, а вполне разумное животное. Вот и ваши гариконы вряд ли совсем глупы. Они сами способны выбрать, кого слушать, а кого нет.
– Умные, очень умные, – подтвердила я, смотря в мутноватые от возраста глаза. Время брало свое. Без своего дара Нари стала всего лишь человеком. – Как же вы живете без магии?
Она покачала головой.
– А разве Дарьер тебе не рассказывал? Магия – лишь инструмент силы. Без знаний – просто инструмент, пылящийся на полке. Мои знания во мне. Они никуда не делись. Дарьер не мог дать их тебе, потому что темный. Откуда ему о свете знать.
– Но он всегда говорил, что во мне свет.
– И на том молодец. – Нари покосилась на двух стоявших у входа темных и перешла на шепот: – Вера в свой свет – это тоже знания. – Он сощурила глаза, хитро на меня поглядывая. – Если захочешь, то я расскажу тебе все о свете и о том, как с ним работать.
– Очень хочу, – призналась я. – А то, руководствуясь только верой в свой свет, у меня магичить не очень получается.
Нари чуть слышно рассмеялась.
– И магичить научу.
От двери раздалось кашлянье.
– Я, конечно, не могу идти против воли высших, – подал голос Астеш. – Раз уж так вышло, что леди Киара обладает светлой силой, так тому и быть. Но если она решила стать светлой магичкой, я совершенно против ее хождений туда-сюда по мирам. В конце концов, это не такое уж легкое дело – открывать порталы. Потому должен настоять на том, чтобы… гм-м… мадам Нари переселилась в наш замок.
Старушка бросила на него недоверчивый и отнюдь не миролюбивый взгляд. На помощь пришел Хайн. Голосом, полным беспредельного уважения, он произнес:
– Со всем почтением к вашему возрасту и всему, что вы сделали для леди Киары, можем ли мы попросить вас стать самым почетным гостем дома Райенов? Вы уж извините, но данное жилье совсем не подходит человеку столь высокого положения, как ваше.
У Нари округлились глаза.
– Это я высокого положения?
– А как же вы думали! – уверенно подтвердил Хайн. – Спасая от смерти леди Киару, вы стали спасительницей и государя шаенского. Поверьте, он очень высоко ценит ваш вклад в спасение его короны. Все государство шаенское считает вас героиней.
Старушка покраснела от такой неприкрытой лести.
– Ну-у, – растерянно протянула она. – Я очень смущена и…
– Мы обеспечим вам лучшую комнату, – направляясь к Нари, продолжил Хайн. – Личную прислугу, все, что захотите. Все для вашего удобства и со всем уважением, на которое только способны шаены. Позвольте вашу руку…
Не дожидаясь, он взял сухонькую ладонь Нари, помог встать, подставил локоть и повел ее к выходу из домика.
– Ну раз уж гостьей, то пойду, – проговорила старушка, идя под руку с высоченным шаеном. – Тем более когда еще я побываю в мире темных шаенов? А правда, что шаены в монстров превращаются?
– Сущая правда, – подтвердил Хайн шепотом, говорящим о том, что он поведал страшную тайну. – В огромных жутких монстров.
– Ох… и как вы с ними живете?
Хайн театрально вздохнул.
– Приходиться приручать. Кстати, у леди Киары это очень хорошо получается.
Астеш закатил глаза. Я же не могла сдержать улыбку, смотря на то, как начальник стражи ведет за руку низенькую старушку, склонившись к ней и доверительно перешептываясь. Так они и ушли в портал. Следом за ними ушел и… Дариан. Мне предстояло еще долго привыкать к его новому имени. А к тому, что он мой отец, я, пожалуй, не привыкну никогда.
Взглянула на Астеша. Он, прочитав мои мысли, кивнул. Закрыл за ушедшими портал и открыл новый.
Вышли мы у кладбища. Стылый ветер бросал в лицо снежинки. Но даже через непогоду я уверенно шла по погосту.
Две могилки рядом. Мама и папа. Они погибли в один день. Несчастный случай. Экипаж, в котором они ехали в город, сорвался с обрыва. Я стояла, смотря на серый камень и с трудом сдерживая слезы.
Опустилась на колени и положила руку на заснеженную землю. Прикрыла глаза, обращаясь сразу к нескольким стихиям. С просьбой обращаясь. И те ответили.
Вьюга замерла. Снег уже не кидало, он мягко ложился вокруг нас, не задевая могилки. Земля под моими руками потеплела. Сначала пробился один росток, потом второй.
Астеш встал на колено, снял головной убор и склонил голову.
Мы стояли молча, каждый думая о своем. Он – вероятно, о ненависти, которую, как оказалось, испытывал на протяжении долгого времени не к тому человеку. Я – о том, что генерал Лавон и его жена навсегда останутся для меня мамой и папой. Моей семьей.
Так же молча мы уходили с кладбища, где над двумя могилками в студеную зимнюю ночь распустились белоснежные цветы.
А ночью, лежа рядом с Астешем, я рассказывала ему о том, как мы семьей ходили на прогулки. Как папа водил меня в гарнизон, а доблестные ребята генерала встречали меня приветствием:
– Гип-гип дочери полка!