Моё сводное наваждение

И сквозь эту темноту до меня начинает доноситься голос мамы:

— ...вот увидишь, тебе понравится дом Роберта. Он огромный, дорогая, стоит на берегу моря. Слух круглосуточно ласкает шум прибоя — чудесно! Всегда ощущаешь себя поистине умиротворенной... И сам Роберт. О, он потрясающий мужчина. Умный, добрый, заботливый. Как только я ему сказала, что на тебя дурно влияет обстановка в доме твоего отца, он сразу же предложил забрать тебя к нам! Он уже давно мечтал с тобой познакомиться... Вот только я сомневаюсь, что ему понравится твое нынешнее состояние. Уроки вокала? Ты отказалась поступать в Высшую Школу Бизнеса, чтобы учиться тому, как стать ресторанной певичкой, Любовь! Уму непостижимо! Об этом никто не должен знать. Все дети друзей Роберта закончили или учатся в престижных заведениях. У них высокие должности, высокое положение в глазах родителей! А ты? Хотела, чтобы я сгорала от стыда всю свою оставшуюся жизнь? Кто тебя надоумил, Любовь? Отец? Тот мальчик, сын этой несносной дамочки, жены твоего отца? Плохая компания. Тебе никогда и не стоило начинать с ним общаться...

Сердце замирает, и я хрипло выдыхаю:

— Я его люблю!

— Глупости, дорогая. В любом случае, все поправимо. Как только мы окажемся на другом конце света, ты начнешь думать по-другому. Вся эта ненужная шелуха отпадет. Ты вновь станешь собой, дорогая.

— Безвольной куклой в руках кукловода? В твоих руках, мам. Будешь вновь указывать мне, что носить и чем заниматься? Должно быть, ты все это время ужасно по мне скучала. Да, мам? Как хозяин по своей дрессированной собачонке, так?

— Ты как разговариваешь с матерью? — тут же возмущается бабушка.

— Так, как она никогда не позволяла себе разговаривать с тобой? — интересуюсь я. — Поэтому она отыгрывается на мне? А, мам? — смотрю я теперь на маму. — Ты же всегда была послушной, да? Настолько, что в семнадцать лет попыталась через постель окрутить моего папу? Когда бабушка науськивала тебя на этот шаг, ты знала, что влюбишься? Или это чистая случайность? Впрочем, тебе и беременность не помогла, потому что папа видел, что ты и твоя мать из себя представляете!

Щеку обжигает звенящая боль. Мама впервые в жизни подняла на меня руку.

— Не смей! Я не узнаю собственную дочь! Было ужасной ошибкой оставлять тебя у отца!

— Твоей ошибкой стала я! — прижав ладонь к щеке, не собираюсь я успокаиваться. — Ребенок, еще в младенчестве не оправдавший твоих надежд! Ты за это мне мстишь, да? За это ты мстила отцу, не позволяя нам видеться? Но я больше не собираюсь отвечать за твои собственные действия. Вот во что ты меня превратила, мама, своими поступками, своей слепой местью — в человека, ненавидящего свою мать! Тебе придется держать меня за семью замками, потому что я никогда не брошу попыток вырваться от тебя, никогда больше я не буду послушной собачонкой! Ты стыдишься меня уже сейчас? Уверяю, дальше будет еще хуже!

В салоне повисает звенящая тишина. Что мама, что бабушка смотрят на меня во все глаза, словно впервые в жизни видят. Вряд ли кто-нибудь осмеливался говорить им в лицо то, что о них думает. Бабушка считает себя воспитанной аристократкой? П-ф-ф... Мама мнит себя светской леди? Ага. А по факту кто они обе? Две юные девушки с разбитыми сердцами или две взрослые меркантильные женщины с холодной расчетливостью вместо души? Впрочем, из одного следует другое. И помочь им никто не сможет, кроме них самих.

Еще секунда, и бабушка брезгливо отворачивается в сторону, мама же, сглотнув ком обиды, смотрит на меня с жалостью.

— Все образуется, — выдыхает она самой себе и кивает. — Скоро ты поймешь, что я поступаю так во благо тебе, дорогая.

— Никогда этого не будет, — глухо отвечаю я и отворачиваюсь к окну.

Бессмысленно. Мне никогда ее не переубедить. Мне придется улететь с ней, чтобы прожить ту жизнь, которой я не хочу.

Боль вновь пронзает сердце. Словно ножом прокручивает внутренности. Душит. Терзает и мучает. Это невыносимо! Я не заслуживаю такого обращения. Мне уже восемнадцать лет, в конце концов! Никто не имеет права решать за меня!

А затем я вижу ангар и частный самолет в его темном жерле...

Никто меня не будет слушать. Никому нет дела, что я не хочу куда-либо лететь.

Машина останавливается, но я продолжаю сидеть на месте. Им вновь придется применить ко мне силу, потому что по своей воле я не сдвинусь и на миллиметр.

— Любовь, выйди из машины, — просит мама.

— Почему ты меня так назвала? Чтобы напоминать самой себе, что своего ребенка нужно любить? Вот только не сработало, верно? Не помогло. Ты никогда меня не любила. Ты и себя, наверное, не любишь, да?

— Дорогая, хватит упрямиться, умоляю.

— Мне восемнадцать лет. Ты уже целый день как не имеешь права решать за меня.

— Ты останешься моей малышкой до тех пор, пока я не увижу то, что ты готова к самостоятельной жизни, — отрезает она.

— Я бы предпочла, чтобы за этим следил мой папа. Разве ты не понимаешь, что с ним мне лучше? Он меня любит, в отличие от тебя.