Моё сводное наваждение

— Вы... вы сговорились, чтобы избавиться от Любы? — выдыхаю я, как от удара.

— Прекрати нести чушь, Мирон!

— Ирина Владимировна, вы не в курсе, где моя дочь? — рычит в трубку Андрей, я тут же прислушиваюсь к разговору. — И где же?.. Что?.. Вы вынудили ее сесть в самолет?.. Сама... Я не верю, что Люба добровольно села в самолет. У нее были большие планы, чтобы запросто от всего отказаться... Не нужно лжи, Ирина Владимировна! Я обещаю вам, что выясню, как все произошло! И все, кто замешан в исчезновении моей дочери, заплатят по счетам!

— Что она сказала? — накидываюсь я на Андрея.

Он сжимает пальцами переносицу, отбрасывает телефон на подушки дивана и следом садится сам. Смотрит на меня со смесью горечи и сочувствия:

— Люба сейчас летит в самолете.

— Нет... — выдыхаю я, сажусь рядом с Андреем и обхватываю руками голову.

Нет... Они все-таки забрали ее у меня. Не верю.

— Что будем делать? — смотрю я на Андрея. — Мы должны ее вернуть!

— Разумеется...

— Вернуть?! — восклицает мама. — В вас и капли гордости нет? Девчонка бросила вас, ясно вам? Она больше не хотела жить в этом доме! Она и секунды не раздумывала, когда ее мамаша предложила ей улететь с ней! Как вы не поймете, что она не стоит вашего внимания?

— Мам, пап, почему вы кричите? — тихо спрашивает Никита, осторожно выглядывая из-за дверного проема в гостиную. — Из-за Любы?

— Марш в свою комнату! — взвинчивается мать, слегка бледнея. — Или ты забыл, что наказан?

— За что ты его наказала? — хмурится Андрей, а мне становится все ясно, как день.

— Ник все видел, да? — усмехаюсь я. — Никит, иди сюда, не слушай ее.

— Да как ты смеешь?! Никита может лишь подтвердить, что Люба ушла с матерью, да, сынок?

Ник бросает на нее опасливый взгляд и неуверенно кивает.

— Вот! — торжествует мать.

Я смотрю на своего брата, который вцепился пальцами в свой телефон, и понимаю, что мать его каким-то образом запугала. Каким? Если она напрямую замешена в том, что случилось с Любой, а я в этом не сомневаюсь, то Андрей этого не стерпит. Значит, угрожала ему, как и мне однажды, тем, что мы окажемся на улице? И почему я думал, что эта женщина способна по-другому относиться к своему второму сыну? Что она его любит, в отличие от меня, и никогда не решится использовать в своих целях? Ей же уже ничем не помочь! Расчетливая женщина, себе на уме.

И тут я замечаю, как указательный пальчик брата постукивает по окошечку камеры на телефоне, при этом он в упор смотрит на меня. Какой смышленый!

Я подскакиваю с места и бросаю на ходу Андрею:

— Камеры видеонаблюдения.

— Что? — слышу за спиной испуганный голос матери. — Зачем? Никита же подтвердил, что она ушла добровольно! Как вы смеете сомневаться в моих словах! Андрей, это ни в какие ворота не лезет! Ты унижаешь меня при наших детях! Не смейте! Не смейте туда ходить!

Не все учла, мам? Потому что слепая ненависть к невинной девочке затопила разум?

Она обгоняет нас и кидается грудью на дверь, за которой находится пункт охраны:

— Прекратите! Вы не имеете права не верить мне! Это унизительно!

— Мам, — усмехаюсь я. — Ты сейчас как раз подтверждаешь то, что верить тебе нельзя от слова «совсем».

— Галина, отойди от двери, — холодно произносит Андрей. — Немедленно.

— Нет... Пожалуйста, нет...

— Отойди!

Мама вмиг начинает выглядеть абсолютно потерянной и на нетвердых ногах отходит чуть в сторону. У меня сжимается сердце. Нет, не из-за состояния матери, а из-за предположений о том, что нам предстоит увидеть на мониторах, раз мама так реагирует.

И предположения меня не обманывают...

То, что мы с Андреем видим — ужасно. Любу у нас забрали силой, а моя собственная мать являлась главным помощником. У меня разрывается сердце от вида напуганной и заплаканной Лю... От того, как она не желает садиться в машину, но ее вынуждают это сделать... А она извивается, сопротивляется, но оказывается намного слабей того бугая. В самолет ее тоже запихивали силой?

Уроды!

А моя мать?

О чем она думала? Неужели и мысли не допустила, что все станет явным? Что такое нереально скрыть? Несчастная дура!

Андрей молча останавливает запись и сжимает кулаки. Моей матери не поздоровится, и я не чувствую к ней и толики сочувствия. Даже позлорадствую, если она и впрямь окажется на улице.

Мы выходим из комнаты, и я вижу, что мама стоит на том же месте: бледное лицо, дрожащие губы, испуганный взгляд.

— Ей не место в нашем доме! Не место! — визжит она.

— Нет. В этом доме нет места тебе, Галина, — сухо замечает Андрей. — С меня хватит, Галь. Ты перешла черту. Ты поступила мерзко. И я не желаю более иметь что-то общее с таким человеком, как ты. Завтра я подам на развод, а сегодня ты соберешь свои вещи и навсегда исчезнешь из этого дома. У меня все.

— Ты не посмеешь! Я никуда не уйду! Это она! Она была здесь лишней! Я все сделала правильно!

— ПОШЛА ВОН! — взрывается Андрей. — Ты выгнала мою дочь из моего же дома! Я не позволяю себе бить женщин, но клянусь, еще минута, и я могу не сдержаться! ВОН! СОБИРАЙ СВОИ МАНАТКИ И ПРОВАЛИВАЙ!

Мама по-настоящему пугается и начинает пятиться: