В языческое сознание Валака такое просто не вмещается – он отказывается понимать, что в мире существует только одна Сила, управляющая не только природой, но и человеком и способная при желании полностью подчинить его своей воле. Ему непонятен Бог, которого нельзя подкупить; как непонятно и то, почему, если не удалось подкупить одного бога, нельзя подкупить другого?! В ярости он советует Валааму как можно скорее уносить ноги из своей страны, пока он не убил его:
«И разгневался Балак на Валаама, и всплеснул он руками своими и сказал Балак Валааму: «Проклясть врагов моих призвал я тебя, а ты вот благословил три раза. А теперь беги к себе! Думал я оказать тебе почести, но вот Бог лишил тебя почестей»…» (Числа, 24:10-11).
Валаам действительно сделал вид, что отправился к себе домой, однако на самом деле остался в соседнем Мидьяне. Здесь он собрал местных князей и объявил им, что у него возник совершенно замечательный план, с помощью которого можно сделать евреев ненавистными Богу, после чего Он сам проклянет Свой народ и отвернется от него.
В тот же день посланник из Мидьяна прибыл к Валаку, чтобы передать ему письмо с планом Валаама.
Проснувшись однажды утром, евреи обнаружили, что напротив их стана в Шитиме, в месте, где их шатры ближе всего подходили к границам Моава, соседи-моавитяне раскинули огромный рынок. Здесь продавались невиданные прежде этим поколением израильтян легкие льняные ткани, пиво и крепкие вина, изготовленные из напоенного солнцем местного винограда; различные плоды и пряности; оружие и украшения – словом все, чем славился Моав среди народов, живших по обе стороны Иордана. И, разумеется, евреи просто не могли удержаться от соблазна посетить этот рынок, на котором вскоре развернулась бойкая торговля.
Стоявшие у входа в превращенные в торговые лавки шатры молодые, соблазнительно одетые моавитянки и мадиатянки зазывали внутрь покупателей, предлагали им различные товары, делали огромные скидки, угощали вином… Нередко прямо там, в шатре, рассматривание товаров и дегустация вин заканчивалось любовным соитием.
Кроме того, моавитяне оказались необычайно гостеприимными. Вдобавок ко всему, они были, напомним, семитами, родственным евреям народом, говорившим на необычайно близком к ивриту языку, так что языкового барьера между продавцами и покупателями на этом рынке почти или вообще не существовало.
Прошло несколько дней – и многие евреи стали часто ездить из Шитима в Моав в гости к тамошним жителям, устраивающих роскошные пиры в честь новых соседей. Сам царь Валак устроил пир в честь вождей еврейских племен, и некоторые из них, в том числе и Шлумиэль бен Цуришадай по прозвищу Зимри откликнулись на это приглашение. На этом пиру Зимри заметил дочь Валака, красавицу Хазву (в евр. произнощении – Козби), и девушка приглянулась ему. Заметив это, Валак подошел к Зимри и сказал, что с удовольствием даст свое согласие на брак дочери с еврейским вождем, так как это положит начало подлинному братанию между и без того родственными народами.
Пиры продолжались изо дня в день, и заканчивались, как правило, дикими сексуальными оргиями, а также поклонением Ваал-Фегору (Бааль-Пеору) – одному из богов Моава. Говоря словами Талмуда, в Моаве евреи блудили, «как черви», то есть попросту удовлетворяли обуявшую их животную похоть с любой моавитянкой, которая подворачивалась им под руку.
Что касается Ваал-Фегора, то он, опять-таки согласно устной еврейской традиции, был богом, всячески поощрявшим плотские удовольствия, и одним из видов служения Фегору было публичное оправление перед его идолом естественных надобностей. Многие евреи не видели в том, что они оправляют малую и большую нужду неподалеку от идола никакого идолопоклонства, хотя более гнусный обряд поистине трудно было и придумать.
В этом и заключался, утверждают все те же еврейские источники, план Валаама: он решил разложить израильтян морально, побудить их преступить заповеди своей религии – и таким образом лишить их покровительства Бога.
И гнев Бога не замедлил последовать: в еврейском стане разразилась новая эпидемия, сильные взрослые мужчины вдруг начали умирать один за другим по совершенно непонятной причине.
Впрочем, наверное, на все это можно посмотреть и по-другому – не исключено, что никакого изначально злодейского, тонкого умысла в действиях моавитян и мидьянитян не было. И рынок, который они раскинули близ Шитима, была самым обычным рынком, из тех, которые на Ближнем Востоке испокон веков раскидывали в начале осени – самом благодатном времени года в этом регионе. В сущности, каждый такой рынок напоминал огромный палаточный город, часть шатров которого составляли торговые лавки, а часть – публичные дома и харчевни. Были здесь и палатки всевозможных прорицателей и колдунов, гадавших на будущее, снимавших или насылавших порчу и т. д.