Моисей

Это было наилучшее положение для того, чтобы различить слова в ревущем голосе природы. Вдохновенный вождь переводил слова, которые он слышал в протяжных громоподобных раскатах. Земля стонала: уже не одну неделю все ее пласты смещались, орбита была нарушена, ось оси сбиты, ее океаны обрушились на континенты, ее моря превратились в пустыни, ее горы сдвинулись, ее острова затонули, ее реки потекли вспять – мир, залитый лавой, засыпанный метеоритами, с зияющими безднами, с горящей нефтью, извергающимися вулканами, качающейся землей, мир, окутанный дымом и паром.

Перемещение слоев земли и появление гор, землетрясения и извержения вулканов соединялись в дьявольском грохоте. Этот голос звучал не только в пустыне Синая; весь мир должен был слышать его. «Небо и земля гремели… Горы и холмы сдвигались», – говорится в Мидраше. «Громок был рев небес и земля отвечала ему эхом», – говорится в эпосе о Гильгамеше. У Гесиона «огромная земля стонала, когда Зевс поразил Тифона своими громами: «земля издавала ужасный грохот, как и бескрайнее небо над ней».

Сближение двух заряженных тел могло также производить трубные звуки, варьирующиеся по мере возрастания или уменьшения разделяющей их дистанции. Кажется, что это явление описано у псевдоФилона как «перекличка труб между звездами и их Владыкой». Здесь мы можем проследить происхождение пифагорейского понятия «музыка сфер» и мысли о том, что звезды рождают музыку. Согласно мидрашиму, трубный звук на горе Синай имел семь различных ступеней высоты (или нот), а раввинская литература о «небесной музыке», услышанной в момент явления. «При первом звуке небо и земля сдвинулись с места, моря и реки повернулись вспять, горы и холмы покачнулись на своих основаниях».

Гомер описывает подобную же ситуацию следующим образом: «Бескрайние просторы земли и небеса над ними звучали, как голос трубы». «Мир весь сгорает в звуках рога», – говорится в Волуспе.

Согласно еврейским преданиям, все народы слышали гром законоположительной речи…»[77]

Таким образом, Великовский, как впрочем, и многие другие сторонники подобной версии Синайского откровения, отнюдь не спешит записать Моисея в фокусника, сумевшего ввести в заблуждение целый народ и внушить ему свои идеи. Нет, Моисей, дескать, и сам искренне верил, что слышит голос Бога, то есть наравне со всеми другими подвергся религиозной экзальтации.

Однако при всей своей любопытности гипотеза Великовского имеет и немало слабых сторон. К примеру, все историки убеждены, что колесницы на вооружении египетской армии появились именно при гиксосах, а так как Библия утверждает, что фараон преследовал евреев именно на колесницах, то значит, исход все же происходил позже вторжения гиксосов.

А потому давайте все же обратимся к той картине происходящего, которую рисует сама Библия. Тем более, что картина эта, как верно замечают и еврейские, и христианские теологи, содержит множество деталей, которые до сих пор не в состоянии объяснить ни один из исследователей-атеистов.

* * *

Пятикнижие предельно четко обозначает дату прихода евреев к горе Синай – 1 сивана 2448 года по еврейскому летосчислению, то есть спустя два с половиной месяца после того, как они покинули Египет, примерно в начале июня. Для самого Моисея это было одновременно исполнением и того, что обещал Всевышний во время Своего первого открытия ему в пламени неопалимой купины, и, одновременно, выполнением взятого на себя обязательства. Все, что говорил ему Бог тогда, во время их первого разговора сбылось, и вот он снова здесь, у таинственной горы Синай, на этом «святом месте».

Очевидно, еще во время движения по пустыне Моисей направил посланцев Мидьян к своему тестю Иофору, и обозначил ему гору Синай как место их будущей встречи. Кто знает, что творилось в душе Иофора после того, как он получил письмо от Моисея; какие мысли роились в его голове? Он прощался с зятем, когда тот, по меньшей мере, внешне и по своему общественному статусу был простым пастухом, а теперь ему предстояла встреча с великим вождем, человеком, за которым идут тысячи людей и который опирается на свою армию…

Как тот примет его после столь чудесного своего превращения? Признает ли он его дочь в качестве супруги, а двух сыновей, Гершома и Элиэзера, – как своих законных наследников? Однако уже первые минуты встречи рассеяли все эти сомнения – Моисей не только показал, что не собирается отрекаться от своей семьи из Мадиама, но и наоборот, всячески демонстрируя почтение к тестю и любовь к жене и детям, постарался подчеркнуть, что он остался прежним Моисеем, и гордыня совершенно не коснулась его:

«И пришел Итро, тесть Моше, и сыновья его, и жена его к Моше в пустыню, где находился он в стане у горы Всесильного. И передал он Моше: «Я, тесть твой Итро, иду к тебе, и жена твоя, и двое сыновей ее с нею». И вышел Моше навстречу тестю своему, и поклонился, и поцеловал его, и приветствовали они друг друга, вошли в шатер…» (Исх., 18:5-7).