Моисей: сквозь время

Лем, хотя и был обязан посещать доктора Изабеллу, всеми силами старался этого избежать. К тому же, если в юности он ещё надеялся найти понимание и помощь в другом человеке, в докторе, в профессионале, знающем о душе человека всё, то теперь уже отчаялся. Таблетки помогали от бессонницы; коктейли в кислородном баре дарили сиюминутную радость; книги, написанные землянами, отвлекали от нависающей над Лемом пропастью страха и одиночества.

Иногда Лем подолгу разглядывал Землян на сохранившихся фотографиях, ища сходство между ним и застывшими в вечности людьми. Разве жители Моисея продолжали оставаться людьми? Они гордо называли себя космонавтами и неохотно употребляли словосочетание «потомки Землян». Об этом было не принято говорить, впрочем, и вовсе не обсуждалось, однако пионеры космоса относились с пренебрежениям к тем, кто остался там, на Земле.

«Но мы уже не они, – рассуждал Лем. – И даже если развернуть корабль и полететь обратно, никто не обрадуется нам. Мы чужаки. Изуродованные временем и условиями иноземцы. Инопланетяне".

Лем неторопливо вышагивал, прислушиваясь к гулкому эхо от своих ботинок, которое больше не звучало угрожающе. Голова как–то вдруг просветлела. Гнетущее чувство неосознанности собственного предназначения стало рассеиваться. Лем все дальше отталкивался от индивидуалистической зацикленности и всё больше вникал в произошедшее. Расследование обещало быть путанным, с множеством неизвестных. Но это вовсе не испугало Инспектора, а даже наоборот, вызвало в его груди трепетавшую крыльями бабочки жажду к жизни.

Тревожный звонок браслета вызвал Инспектора в центральный корпус вторичной переработки. Центральным он назывался только лишь потому, что располагаясь на один уровень выше машинного отделения, считался центром корабля. Никто этого никогда не проверял, и, вероятно, даже не задумывался о происхождении названия, как это часто бывает с вещами, которые в силу ежедневных повторений теряют свою особенность и становятся наибанальныейшей обыденностью.

Спускаясь на лифте, Лем пытался отдышаться, а когда двери стали плавно разъезжаться в стороны, напустил на лицо выражение холодного равнодушия с нотками легкого презрения.

В корпусе переработки Инспектора встретили двое. Мужчина и женщина. Она застенчиво отвела глаза, когда Инспектор поздоровался с ней. Её одежда, обувь и руки были перепачканы. Чистота униформы мужчины свидетельствовала, что он был здесь руководителем. В руках он держал сверток. Лица у обоих выглядели встревоженными.

– Мы случайно это обнаружили. – Заговорил мужчина, стараясь перекричать шум от станков. – Могли бы и не заметить вовсе. Как правило, одежда перерабатывается цельным потоком. Никто не просматривает её. Ника заметила, как ей показалось, что–то необычное. Уговорила остановить конвейер. Глянули и вон что обнаружили.

Мужчина развернул сверток. Это оказался защитный костюм. Светло–серый с нашивкой на левом плече зеленого цвета, что означало, что костюм прибыл сюда из лабораторий растениеводства. Передняя поверхность костюма полностью была перепачкана багровыми и темно–коричневыми, почти черными пятнами.

– Это очень хорошо. – Сказал он. – Я его заберу. А что необычного в том, как вы его обнаружили?

– Это защитная спецодежда, Инспектор. Её переработкой занимается другой отдел корпуса. Совершенно другие технологии! Кроме того, каждый костюм, который там сдается в утиль, записывается в специальный журнал. Нельзя просто так взять и выкинуть его. Каждый сотрудник обязан лично сдавать износившийся костюм, чтобы затем получить новый, по своим индивидуальным размерам. И ко всему прочему, Инспектор, он испачкан кровью.

Инспектор свернул костюм в тугой сверток и, поблагодарив ответственных сотрудников корпуса переработки, ушел.

Какое странное стечение обстоятельств! Разумеется, это недвусмысленная улика против того, кто осмелился убить человека. И её нужно сохранить, или даже спрятать до поры до времени.

Первое расследование убийства за время службы Инспектором корабельной полиции, приобретало определенные черты. Лем ощутил воодушевление и готовность идти до конца.

Лем зашел в полицейский участок и спрятал важную улику в полку стола в своем кабинете, предварительно замотав комбинезон в лист прочной фольги.

В отдел сельского хозяйства, его уже должен был ожидать сержант, так что Инспектор поспешил туда.

– Ничего особенного. – Сказал Коля, опережая вопрос Инспектора, когда они встретились в просторном фае растениеводства. – Посредственный ученый. Склочный, мнительный и самовлюбленный. Так его описали коллеги и руководитель. Никто, как будто, даже не расстроился из–за его смерти.

– Это лишь говорит о том, что они не общались с Джоном Ли.

– С ботаниками генетики не работают, – продолжал отчитываться сержант, – и Джона сюда никто не отправляли. Что он тут мог делать – никто не знает. Я уточню – они были удивлены его местоположением. Однако один из генетиков упомянул, что Джон водил дружбу с зоологами. Это Анри и Мишель Бюжо. Они учились когда–то все вместе.