Мокруха

— Не знаю. Достаточный, чтобы взорвать общество. Любое общество стабильно, пока в нем действует эффективная система контроля. Главное же средство его — страх переступить черту. Страх наказания. Страх за жизнь. За свой налаженный уклад. Смотрите, на Западе многие думающие люди поражаются: последние тридцать лет идет дикий всплеск преступности и насилия во всех без исключения западных странах. И на протяжении этих же лет идет гуманизация — наказаний, тюрем. Система контроля на глазах изничтожается. — Рудаков встал, прошелся по комнате со стаканом в руке.

— Точно глаголишь, Рома, — кивнул Норгулин. — Я вон в прошлом году был по обмену опытом в Штатах. Иду по улице в Нью-Йорке. Полдевятого — все куда-то мчатся. Ну, думаю, может, Кинг-Конг объявился? А что оказалось? После девяти у них по городу никто не ходит. Город полностью отдается во власть бандюг. А есть районы, куда вообще нормальному человеку не ступить. Проехался там на патрульной машине. Братцы, я вам скажу, мы до таких рож еще не дожили. Жуть жуткая. Людям нормальным это все осточертело, но у них тоже полно «плакальщиков» о правах человека. Судебная система абсурдна. Мне рассказывали — вор ночью через крышу пытается проникнуть в магазин, стеклянная крыша проваливается, он ломает себе все кости. Подает на хозяина магазина в суд — мол, тот должен был принять меры по укреплению крыши. И выигрывает у бедолаги-хозяина несколько сот тысяч долларов!.. В тюрьмах жизнь лучше, чем в наших гостиницах и санаториях. Никто ничего не боится.

— У нас сейчас похлеще, — сказала Света. — Все для преступника, все ради блага преступника.

— В принципе да. Наши нувориши за такие махинации, которые они здесь проворачивают, получили бы там несколько пожизненных. И с убийцами там особо не церемонятся. Совершил убийство в возрасте, когда тебя тоже нельзя казнить, — сиди несколько лет, жди, пока не дорастешь до электрического стула. И все равно — все помешаны на правах человека, судебная система постоянно дает сбои, бандюги делают что хотят. Наркомафия миллиарды долларов гребет. И никого ничто не волнует. Попался, дал миллион залога — и до свиданья, ищите ветра в чистом поле.

— А вы не задумывались, — спросил Рудаков, — почему во всем мире китайская мафия всех запугала, у нас вон и то косоглазые начинают разборки наводить, а в самом Китае ничего похожего нет? Да потому, что там живет страх заступить за черту. Недавно накрыли там преступную группу, похищавшую машины, несколько десятков тачек увели. У нас цифра обычная для средней бригады, специализирующейся на этом. Там же — дело века. Половину преступников расстреляли, остальным огромные сроки. И тишина — никто больше машин не ворует. У нас бы дали угонщикам по году условно, решив, что имеет место не кража, а угон, и они бы продолжали спокойно воровать дальше. Поэтому у нас и машин крадут под сотню тысяч в год… Панда — исчезающий медведь. За браконьерство — смертная казнь. И правильно — китайцев миллиард, а панд несколько тысяч осталось. Кто ценнее?.. Жестоко, негуманно? Да?

— Несколько жестковато — за угон к стенке, — согласилась Светлана.

— Нет, не жестковато. Есть правила игры. И честно сказано — нельзя их нарушать, поплатишься головой. Нормальному человеку, который соблюдает правила, они ничем не грозят. А вот если ты вор, насильник и убийца — тут с тобой разговор другой. Предупреждали? Предупреждали. Получи на всю катушку и не возмущайся.

— Старый спор о тяжести наказания и уровне преступности! — сказал Норгулин, зевая.

— Ага. Этот спор криминологи выдумали. Это же надо додуматься — тяжесть наказания не влияет на уровень преступности. Чистейшая же подтасовка, любой практический работник знает это по своему опыту. Этим же шарлатанам нужно диссертации защищать — строят какие-то графики, липовую статистику гонят.

— Карманников вспомнили английских, — поддакнул Норгулин, отхлебывая чифиря.

— Ага. Видите ли, столетия назад, на площадях в Англии, где казнили карманников, их коллеги в это время резали кошельки… Никто почему-то не говорит, что это была эпоха страшнейшей нищеты в Англии, когда не залезть к ближнему в карман означало наверняка погибнуть с голодухи. При таких условиях угроза виселицы вряд ли кого может удержать от воровства. Сейчас я что-то не видел, чтобы кто-то из бандюг пошел с голодухи рэкетом заниматься. Им охота пожить роскошно и ничего при этом не делать. Вот тут-то он и должен вспоминать команду «место!». Почему расстреливать убийц и сажать на большие сроки разбойников негуманно, а позволять превращать жизнь простых людей в ад — гуманно? Кто мне объяснит?

— К прошлому зовете, товарищ майор, — хмыкнул Норгулин. — К сталинизму и фашизму… А чего, так тебе любой истинный демократ скажет.