Мокруха

— Неплохая баба. Что она в нем нашла? — пожала плечами Светлана.

— Не она первая — не она и последняя, кто с подонками связывается.

— Думаю, по нескольким эпизодам нам удалось прижать их железно. Даже если все начнут отказываться от показаний — все равно уже не слезут с парохода, — сказала Светлана, укладывая очередной лист.

— Сядут усе — как говорил Папанов в «Бриллиантовой руке», — кивнул Норгулин.

— Вот только где нам искать Цыгана и Глена?

— Глен наверняка двинет за помощью в Москву. Он в доверенных лицах у Углова, тамошнего упыря, ходит. Мы прозвонили, чтобы его связи под контроль взяли.

— А Цыган?

— Он в какой-нибудь табор подался. Но я ему кое-какой сюрприз приготовил. Тяжко ему придется. Даже жалко бедолагу…

***

Йошка был снова свободен как вольный ветер. Впереди лежала дорога. Опять он не был связан ни с кем и ни с чем. Пусть показывают его фотографии по телевизору. Пусть смотрит его лицо со стендов «Их разыскивает милиция». Никому не достать цыгана, пока у него во всех городах есть родичи, у которых можно пересидеть опасное время, отдохнуть душой и телом.

Йошка списал со счетов Глена с компанией. Он с самого начала предполагал, что кончится все чем-то подобным. Не по чину они решили отхватить кусок. Йошка с первого дня ждал момента, когда надо будет сматываться. Он был готов к этому. И сумел вовремя испариться. Жаль только, пришлось оставить львиную долю заработанного. Но не беда. Было бы здоровье, а чем и где поживиться, найдется всегда. Деньги валяются под ногами, нужно только не лениться нагнуться и подобрать их.

Путь Йошки лежал на Украину. Но перед этим он решил заглянуть в Московскую область к своим троюродным и четвероюродным братьям и сестрам. И однажды вечером он перешагнул порог двухэтажного каменного дома, в котором расселился целый табор.

Приняли Йошку, как положено, гостеприимно. Он сидел за столом со своими троюродными братьями, а вокруг суетились женщины, меняя посуду, поднося мясо, салаты, самогон в полуторалитровых пластмассовых бутылках из-под пепси. Как всегда, за обедом пересказывались слухи о земляках, о том, кто, где и как живет.

— Где же ты был, Йошка?

— Гонял злой ветер — то тут, то там.

— На что жил?

— Как на что? Кто цыгану что даст? Помнишь нашу легенду? Когда Иисуса Христа вели на казнь, цыган украл гвоздь, который должны были забить тому в лоб. И Христос повелел цыганам воровать.

— Верно. А мы травой торгуем… Поговаривают, ты с русскими бандитами связался, вроде бы убили кого-то, — испытующе посмотрел на него троюродный брат. Но Йошка, занятый трапезой, не уловил в его взгляде угрозы.

— Да нет, с какими бандитами! — отмахнулся Йошка. Он предпочитал, чтобы о его подвигах знало меньше людей. — Такая свободная птица, как я, к стае не прибивается.

— Так уж и не прибивается?

— А что такое?

— Да ничего. Пей, брат. Ешь, брат. Анашу хочешь? Хорошая. Вчера с Закарпатья.

— А то не хочу!..

После дозы анаши мир приобретает совершенно другие, гораздо более приятные очертания. И все тяготы кажутся вовсе и не тяготами. Йошке стало весело. Больше его веселил факт, что Глен с приятелями гниют где-нибудь в каменном мешке, их колотят на допросах. Так и должно быть. Цыгану в тюрьмах не место. Цыган всегда выберется из любой ямы. У цыгана свои законы. Он живет в своем мире, где всегда найдешь крышу над головой, водку, анашу. Здорово!

…Подняли Йошку среди ночи. Комната была заполнена суровыми мужчинами. У некоторых в руках были ружья и ножи.

— Что такое? — встрепенулся Йошка. Голова у него после самогона и наркотика раскалывалась. Он плохо понимал, где находится и что происходит.

— Вставай, есть разговор, — сказал кряжистый, с бакенбардами, в длинной красной рубахе цыган.

— Какой такой разговор?

— Сейчас узнаешь.

Его вывели из дома и привели в соседний, в большую комнату, где собралось много угрюмых мужчин, среди которых были и незнакомые ему.

— Ты знал Горватов? — спросил цыган в красной рубашке.

— Нет, не знал. Вроде что-то слышал… А кто они такие есть?

— Были. Они умерли, — сказал «краснорубашечник». Он был здесь старший.

— Какая жалость.

Йошку буравило множество пар глаз, и под их обстрелом ему стало жутковато.

— Ты знаешь такого человека — Глинского?

— Не знаю.

Йошка тут же понял, что совершил ошибку. И дело даже не в том, что врать перед своими на таких разговорах не принято: они что-то знали, и ложь могла усугубить положение. Хотя почему усугубить? В чем он перед ними оправдывается? Родичей никогда не интересовало, чем занят цыган во внешнем мире, если только его действия не затрагивают интересов других цыган.

— Ты лжешь. — «Краснорубашечник» вытащил газету, где был портрет Йошки и краткое описание его преступлении, совершенных в соучастии с Гленом и его группой.

— Мало что милиция в газете напишет.

— Мы проверяли. Деньги платили. Много денег. Нам за них сказали, что ты был с ними.

— Хорошо, был. Что с того?

— Они убили семью Горватов. Горваты были уважаемыми цыганами. Мы их любили.

— Я при чем? — Йошка почувствовал, как вспотели его руки и по спине побежали мурашки.

— Ты был с ними.