Мокрый контакт (СИ)

— Мы выросли вместе, — неохотно признаётся Чонин. — Наши семьи всегда дружили, ну и мы дружили практически с пелёнок. Наверное, нам было лет по двенадцать, когда мы играли во что-то дурацкое и бессмысленное, и мне надо было поцеловать Чанёля. Не скажу наверняка, но, по-моему, с того самого дня я считал его своим. А когда мы продолжили ту игру, мне выпало быть императором, а ему — императрицей. Не помню, почему тогда девочек не хватало, но всем это казалось нормальным. И уже не знаю, что на меня нашло, но он тогда неловко поцеловал мне руку, все засмеялись, а я сказал, что он должен целовать мне не руку, а сердце. Странно, что я многое забыл, но до сих пор помню, как он неуверенно оттягивал ворот моей футболки и прикасался губами. Вот тут…

И Чонин трогает себя с левой стороны груди, чтобы после поймать ладонь Бэкхёна и крепко сжать в своей. Цепляется, как за спасательный круг, заставляя дыхание Бэкхёна сбиваться, а пульс — ускоряться.

— Мне почему-то было жарко от прикосновения его губ и хотелось сделать что-то такое… Я не знал тогда, что именно. Просто именно тогда я стал украдкой следить за ним в бане. Всякий раз. Когда мне было пятнадцать, он впервые сделал мне минет. Я ничего не говорил и не просил об этом, но он заметил мой взгляд и стояк. Теперь вот думаю, что он всегда замечал, просто не подавал вида. Ну а после мы несколько раз… ну… дрочили друг другу руками. Переспали мы, когда мне стукнуло восемнадцать. Детали помню плохо. Оно и тогда казалось сном. В тот день драка была. Из-за футбола, кажется. Я опоздал, а он в раздевалке сидел с помятой рожей и повязкой на лодыжке. На меня опять накатило. Пошёл разбираться с его обидчиками, получил выговор, отправили в медпункт обработать…

Чонин касается правой щеки, где красуется россыпь мелких и уже не так заметных на первый взгляд шрамиков.

— Дома я напустился на Чанёля. И оно само как-то вышло. Он доверял мне настолько, что ни о чём не пришлось просить или уговаривать. Просто как-то вдруг оказались в постели, и он весь как на ладони, целиком мой, а мне выть хотелось от желания его зацеловать, потом я — в нём, а он… Не знаю, я тогда плохо соображал вообще, а он такой тихий был и тёплый, добрый и надёжный, и улыбался. И мне было просто плохо от того, как сильно я его хотел. У меня кроме него никого и не было. Никого ближе. И я хотел, чтобы ещё ближе и только мой. А потом он так стонал, что… чёрт!.. Всё было здорово до того, как я пошёл в армию. Я предлагал ему пойти вместе, но его родные были против. Он как раз в колледж подал документы на годичный курс, чтобы подготовиться к поступлению в университет, а я решил сразу отстреляться.

— Почему? — Бэкхён медленно проводит пальцем по шее Чонина — над белым воротником рубашки, но не упускает ни единого слова.

— Я хотел на экономический и планировал после собственное дело. Сам понимаешь, армия при таком раскладе помешала бы, поэтому проще было сначала в армию, потом отучиться и заняться делом уже спокойно. У Чанёля не вышло, но он обещал писать и ждать. Я тогда перед уходом глупость отмочил. Надеялся заставить его поревновать и всё-таки пойти в армию, но не вышло, только поругались лишний раз. Я получил от него только одно письмо — в первые дни. Больше он не писал. Я пытался позвонить, но мне его родные говорили, что он не желает со мной разговаривать, а потом пришло письмо без подписи и обратного адреса с несколькими снимками. Чанёль там обнимался с другим. И ещё снимок, где он был с этим парнем в машине. Так наверняка ничего не скажешь, но предположить, чем они там занимались, нетрудно.

— И что? И всё? — недоверчиво спрашивает Бэкхён, удивлённо глядя на Чонина.

— Нет. Потом Чанёль всё-таки написал. Попросил меня забыть о нём и не попадаться ему на глаза. Я говорил с сестрой и просил её сказать Чанёлю, чтобы тот приехал просто поговорить, но он не приехал, хотя сестра сказала, что передала ему мои слова. Ну и вот недавно я ездил домой и заходил к Пакам. Мне сказали, что Чанёль меня видеть не желает — никогда больше.

— Хм… — Бэкхёну история убедительной не кажется. В свете её финала. И в свете её начала. Чонин и Чанёль знали и любили друг друга с детства. Бэкхёну не верится, что какое-то жалкое письмо и пара снимков могли их рассорить, хотя в сердечных делах даже умники резко глупеют. По логике Чанёлю полагалось всерьёз дожидаться возвращения Чонина. Это же всего два года! И ведь Чонин не давал повода порвать с ним. Ну да, далеко, в армии, но и только-то. И, скорее всего, Чонин думает так же, потому что он пытался встретиться с Чанёлем после.

— А кто-нибудь из родных знал, что вы с Чанёлем… ну…

Чонин качает головой.

— Вряд ли. Мы всегда уединялись и старались быть осторожными. Никогда ничего такого на людях не делали. Для всех мы просто были лучшими друзьями. Если даже кто-то и знал, то никогда не признавался.

Бэкхён с грустной иронией улыбается, но ни слова не говорит о привычке Чонина отпечатывать собственное удовольствие на чужом теле. Зубами. Спрятать такое куда труднее, чем Чонину кажется. Кто-нибудь должен был заметить.

***