Мокрый мир

Сверху, над гигантской паутиной, в которой застряли обрывки парусины, обломки дерева и мертвецы, стучали топоры: матросы рубили погибшие снасти. Обычные столярные топоры. А скоро зазвучат другие – абордажные. Клановцы и пираты уже лезли по спутавшимся канатам, выбрасывали крючья и багры.

– Спаси Литу, – сказал Нэй.

Гай моргнул. Трещинки на его сухой как пустыня лысине кровоточили.

– Не дури, – выдохнул старик.

Мимо пронесся книппель. Насвистывала картечь.

– Уходи и спаси ее, – сказал Нэй. – Она на «Тимингиле».

Гай попытался схватить его коричневой, в старческих пятнах рукой, но Нэй отшагнул.

– Уходи и спаси ее, – повторил он, – пока не словил животом пулю.

Тяжелое дыхание раздвигало ребра Гая. Он смотрел на Нэя слезящимися глазами. Смотрел на молодого дурня. А потом уронил руку и исчез.

Нэй распустил нить тройного заклятия, только сейчас заметив, что магической сети уже нет – только «леска», его и Литы. «Может, это и есть план Руа? Втянуть колдунов Полиса в сражение, заставить защищать свои шкуры?»

Он выудил из-за пазухи переговорную раковину. Она распалась в его ладони на два куска. Перебитая пулей, глухая и немая.

Нэй выронил осколки.

«Спаси ее».

В изорванных парусах, в клубах порохового дыма, тающих на высоте стеньг, проглянуло синее небо и воспаленное красное солнце. Нэй поднял подбородок и замер, полузакрыв глаза и чувствуя тепло обветренным лицом. Он боялся пошевелиться, боялся потерять это ощущение. «С Литой все будет хорошо».

Но как он поступит, если Гай вернется за ним? Бросит команду? Покинет судно?.. Да, он будет должен. Ради Гармонии. Ради Литы и Алтона… Или – ради себя?

Оперенные шипы зависали в воздухе, а потом сыпались на палубу. Нэй обнажил шпагу и ринулся вперед, перепрыгивая через тела и обломки. Выхватил левой рукой пистолет.

Почти сразу он оказался лицом к лицу с заросшим волосами здоровяком, опоясанным пистолетами: кольца в ушах, шрам под глазом, в руке – тесак. Нэй двинул пирата лбом в грудину, сбил с ног и выстрелил в лицо. Сделал резкий выпад – узкий клинок просадил пирата поменьше. Тот уронил саблю с широкой бронзовой гардой, сделал несколько неверных шагов назад и кувыркнулся через фальшборт, но умудрился вцепиться пальцами в брус. Кровь толчками выплескивалась из шеи.

Слева, в двух шагах от Нэя, шмякнулось тело, русая голова с чавканьем треснула.

Нэй увернулся от иглы падальщика, отразил второй удар ребром шпаги, попятился, подопнув чью-то оторванную голову, сделал ложное движение, взвился навстречу и рассек дряблое горло. Тварь раскинула лапы, покачнулась и рухнула на спину. «Отправляйтесь в брюхо Речной Змеи, своей мамаши!»

Одному клановцу Нэй вогнал клинок в желтый глаз (показалось: точно в вертикальный зрачок), другому пронзил грудь, третьему послал пулю в голову.

Он злился. О Творец, он злился на… Гармонию. Теперь, когда ему снова было не все равно, жив он или мертв, чаша весов склонилась в сторону черной глубины… Нет, он не вправе сомневаться… он…

Он колол.

Резал.

Стрелял.

…глухо щелкнул курок. Пусто.

Нэй тряхнул головой и сунул пистолет в кобуру.

Закричал пехотинец. Из живота у него торчала длинная, как стрела, игла. Пехотинец упал на колени, и другая игла вонзилась ему в глаз. Оставшийся глаз застыл, омертвел.

В три стремительных шага Нэй приблизился к клановцу, чьи иглы оборвали жизнь пехотинца, и поддел его шпагой, так что острие вошло под нижней челюстью и проклюнулось из затылка. Тварь отрыгнула болотной слизью.

Нэй бросился туда, где рубились гренадеры, но справа вырос и надвинулся новый противник.

Холодный немигающий взгляд. Расшитый серебряной нитью камзол, золотая краска на костяных наростах черепа. Клановец был из важных, возможно, главный среди змееподобных.

«Сюда, уродина, ближе, не стесняйся».

В одной лапе падальщик держал саблю с широким хищным клинком, в другой – дубину из китовой кости; покрытое иглами навершие блестело от крови. За уродиной шлепали две твари поменьше – с копьями, похожими на бивни нарвала. Телохранители вожака. Тот показал им жестом: этот мой. И набросился на Нэя с яростным шипением.

Колдун уклонился от просвистевшей дубины. Клановец махнул саблей. Нэй отскочил. Противник шатнулся вперед, отбил выпад Нэя: шпага отлетела в сторону, ее едва не вывернуло из рук колдуна.

Они затоптались на палубе. Переступали по облакам и трупам. Падальшик взревел и замахнулся дубиной. Иглы царапнули по обломку мачты. Клановец саданул саблей. Ему недоставало точности. А вот скорости – вполне. Нэй едва успевал парировать и уклоняться. Этот падальщик явно не разделял медлительности своего племени.

Грянула сабля. Ухнула дубина. Нэй возвратил удары, но продолжал пятиться.

Клановец рубил сверху вниз, дико, с размаху. Нэй упирал на колющие удары. «Убивать острием» – как сам учил Алтона. Нэй все больше увертывался: не хотел сломать шпагу.

Падальщик полосовал воздух. Нэй отступал, оценивая свои шансы. Если уколоть в голову или грудь – тварь, скорее всего, зарубит его встречным ударом. А два трупа – хорошо, только когда среди них нет твоего тела.