Мокрый мир

– Боюсь, было бы сложно тягаться с Алексис. Но нет, она не соперница тебе. Это имя мертвеца. Мертвеца, бесконечно дорогого окаменевшему сердцу Георга.

Лита понимающе кивнула.

– Нэй лишился возлюбленной?

– Он никогда не рассказывает об этом. Но мы, женщины, мудрее, чем о нас привыкли думать. А мужчины… определенные грибы в супе развязывают их языки так, что они и во сне болтают. – Глаза Джиа заискрились.

Лите пришла в голову странная мысль: «Жаль, что Джона Бабса не существует. Жаль, что передо мной не юноша с точно такими же манерами, такой же очаровательной улыбкой, такими же мягкими губами».

Их близость была необыкновенной, полной неги и в равной степени смущения. Неловких столкновений лбами, щекотки, порожденной ловкими пальцами и наглым языком Джиа, а потом… Лита словно кувыркнулась в бархатистую темноту и расплавилась, стала густым медом в требовательных руках любовницы и неохотно собралась заново, растрепанная и покрасневшая.

– Что? – спросила Джиа, прищурившись.

– Задумалась. – Лита потеребила амулет с Человеко-мышью. – Выходит, Алексис умерла? Или ее убили?

– Кабы я знала! Но раз в год, в начале мая, наш Нэй пропадает без вести. И чтоб из-под моего пера больше не вышло ни строчки, если он не заливает свое горе вином на могиле Алексис.

– Пьет? – Лита нахохлилась. – Вместо того, чтобы спасти нас?

– Ой, не велика потеря. Дамам иногда полезно побыть наедине. К тому же у меня созрел кое-какой план. – Джиа хлопнула в ладоши. – Обсудим за тарелочкой грибного!

– С удовольствием, – сказала Лита.

* * *

Присутствие Джиа в недрах катакомб несколько успокоило Литу. Как и ощущение сытости в животе. Но когда камешки на расчерченном полу шевельнулись, шевельнулись и наэлектризованные волоски на предплечьях. Пламя факелов трепетало, трепетали две женские тени, стекая по полу к ужасающему разлому.

– Они слышат нас, – прошептала Джиа.

Камешек запрыгал по буквам, нарисованным мелом.

«Да».

– Вы не причините нам вред?

«С»

«П»

«А»

«С»

«И»

– Они хотят, чтобы мы спасли их.

– Но как?

«И»

«Л»

«И»

«С»

«Е»

«Д»

«И»

«М»

– Или они нас съедят. Безапелляционные парни.

«Думай о них как о жертвах. Таких же пленниках башни, как ты сама». – Лита утихомирила дрожь в руках.

Крысы подтвердили теорию Джиа. Хвостатые шпионы спустились в дыру и показали Лите, как устроен мирок слизней. Она видела – красными глазками грызунов – затопленные казематы и плавильные горны в воде, комнатушки с прогнившими деревянными нарами, ржавые цепи. Там, во мраке, дети работали, там они умирали, взывая о помощи. Помощь явилась спустя века.

– Мы вас освободим, – сказала Джиа. – Она освободит вас.

«Я?» – едва не выпалила Лита.

– Тебя знают за чертой.

– Да, – заворочала Лита пересохшим языком. – Я проведу вас. Я выведу вас на свободу.

Она вспомнила духоловку и зловещий штиль, вспомнила атолл и прожорливых угрей, порожденных тьмой. Не совершают ли они ошибку? Не притворяется ли мрак загубленными душами детей?

Но отступать было поздно. А Джиа, будто зачитывая вслух главу из романа Джона Бабса, провозгласила:

– Ее зовут Лита, дочь Альпина, и она знает дорогу на ту сторону!

Вот тогда-то они и полезли из пролома. Влажные, извивающиеся в свете факелов твари. Лите потребовалось собрать волю в кулак, чтобы не взвизгнуть и не ринуться прочь. Слизни подползали, карабкались друг на друга, стирали жирными телами меловые буквы. Из-под сочащейся пленки проступали лица. Вечность в подземелье наложила на них страшный отпечаток. Но за скорбью в смазанных чертах угадывалась надежда. Дети-слизни окружали девушек.

– Веди, – велела Джиа.

То была странная процессия. Рыбацкая девка шествовала впереди, и все, от отца до Лиззи и Коффина, лишились бы дара речи, увидав такое. Да что там – жаба в человеческом обличье, Георг Нэй, от удивления сел бы на задницу.

За Литой шагала рыжеволосая красотка, улыбающаяся так, как улыбаются писатели, сочинившие особенно удачный сюжетный поворот. А дальше… десятки слизней, как единое целое, ползли за проводницей извивающимся хвостом, марали слизью ступени винтовой лестницы. С каждым поворотом их движения становились все более неуклюжими, а тела уменьшались и усыхали, но они упорно лезли вверх.

– Давайте же, – окликнула Лита.

Обитатели катакомб больше не внушали страх. Величиной с кошек, они барахтались на скользких ступеньках. Лица с огромными слезящимися глазами были обращены к проводнице.

«Мы идем, – будто говорили они. – Не бросай нас, мы идем».

Лита подумала о собаке, умиравшей от ее ножа.

Вера – вот что движет и живыми, и мертвыми, и теми, кто между. Наивная и глупая вера.

Лита склонилась и подобрала ослабевшего слизня. Понесла на руках, ощущая слизкую прохладную плоть и ровное биение внутри. Неужели сердце? Но их сердца остановились давным-давно…

– Пришли! – сказала Джиа в башенной надстройке.

Ужас Северной башни вяло копошился у ног.

«Я не знаю, что делать дальше!» – подумала Лита.

«Ты знаешь, – раздался голос в ее голове. Будто бы искажаясь в стенах акустической комнаты, звук проникал точно в мозг. – Придумай нас. Представь нас такими, какими мы станем».