Мокрый не боится дождя

Она похлопала его по плечу и неслышно затворила за собой дверь.

Он собрал листки в стопочку. Оказалось, что они лежат не по порядку. Профессор стал их складывать по нумерации страниц, и глаза снова притянуло к округло выведенным строчкам.

Во время «Антитеррористической операции» Илья эсэмэсил ежедневно.

«БМП глохнут постоянно, штабные отдают тупые приказы…»

Не стану утомлять Вас подробностями, но Илья считал, что свидетельства очевидца могут быть полезны. Действительно, я использовала их в своём блоге. Он воевал на боевом фронте, я — на информационном.

Мой муж погиб под Иловайском 10 августа, уже будучи взводным. Группа шла за БМП и попала под снайперский огонь. Пуля попала в бедро. Он истёк кровью.

Я совсем не хочу, чтобы Вы жалели меня. Я хотела бы, чтобы Вы поняли меня и Илюшу.

Он лежал в цинковом гробу. Мать никак не верила, что внутри — её сын. И тогда отец тайно вырезал в гробе отверстие — там, где должно быть лицо.

Больше меня в Киеве ничего не держало. Свёкор и свекровь не желали иметь со мной ничего общего, обвиняли в гибели Илюши.

Я уехала в Египет, чтобы заработать денег на достойный памятник мужу. Всё шло нормально, насколько это возможно при моих обстоятельствах. Пока в отеле не появился «Мабуть»…

Владимир Николаевич открыл дверь и крикнул:

— Лёля, принеси коньячку!

Он говорил теперь по-польски. Выдало его фирменное словечко. В своё время муж подшучивал: вечное «мабуть» заместителя командира — что-то вроде якоря в словесном море, где мужик терял уверенность.

Передо мной был тот самый «Мабуть», который бросил своих бойцов в котле! А вину свалил на БТРы, стоявшие неподалёку и не пришедшие на помощь.

Сквозняк прошёлся по лопаткам. Это Ольга принесла низкий пузатый бокал, початую бутылку «Арарата» и бутерброды с сыром. Садовой автоматически зафиксировал сооружённый на столе натюрморт и вернулся к чтению.

… Как можно покарать за трусость и предательство? Я мучилась вопросом до самого Хеллоуина. Вечером я пришла в отель за часами-подарком мужа, которые намеренно оставила у напарника.

Это был последний вечер «Мабуть» в отеле. Я смотрела на него и думала: «Эти глаза видели моего Илью. Эти руки переносили его тело».

Меня тянуло подойти и сказать: «Помните меня, пан Титочка?»

Владимир Николаевич плеснул себе янтарной жидкости и сделал глоток. Однако прежнего горьковато-сладковатого вкуса с примесью дубовой коры не ощутил.