Мокрый не боится дождя

Полицейский аккуратно, с видимым почтением к символике — серебряному орлу — снял чёрный берет. Как и предполагал Садовой, под ним укрылась просторная лысина. Свет флуоресцентных ламп отразился в ней.

Садовому уже казалось, что он смотрит детективный сериал. Но если современный телесюжет стремглав движется кульминации, а потом к развязке, как будто сценарист всё время давит на газ, то здесь темп, вернее, его отсутствие, напоминало ленты советской поры. Правда, Садовой, смотревший их в молодости, ничуть не томился длиннотами. Сейчас же он отметил: Паша чаще необходимого повторяет слово «понимаете?». Будто опасается, что слушатель не в состоянии уследить за его мыслью.

Когда офицер дал понять, что он их больше не задерживает, друзья обмениваются взглядами. Между ними происходит безмолвный диалог, который оба прекрасно понимают.

УЛИЦА МИРА

Главная магистраль города носит название — PEACEROAD.

Пожилая пара из Германии — будто сошедшая с картинки-клише — двигалась по улице Мира. Они возвращались из развлекательного центра «Шехерезада» и держались за руки, словно дети, угодившие в сказочную страну. Минуя дом бежевого цвета, дородный господин в шортах на чистом русском заметил:

— Отчётливый арабский колорит!

— А в чём он заключается? — откликнулась рослая, под стать спутнику, фрау.

— Абсолютная приватность личной жизни. К тому же толстые стены с минимумом окон защищают и от зноя, и уличного шума.

Женщина замедлила шаг.

— А как всё устроено? Внутри?

— Приятный микроклимат. Арабское патио — с мраморным фонтаном, пальмами.

— А комнаты?

— Они располагаются по периметру внутреннего дворика и имеют свой выход — или непосредственно в патио, или на галерею, которая тянется вдоль второго этажа.

Внезапно женщина подняла указательный пальчик.

— Тихо!

— Что такое?

— Слышишь?

Пара замерла.

И действительно спустя некоторое время бриз донёс вкрадчивый женский голос.

— Поют! — определил мужчина.

— Кажется, по-русски.

Мужчина недоверчиво повёл гладко выбритым раздвоенным подбородком.

А из-за высоких стен донеслось:

— Летят утки, летят утки!

И тут вступил второй голос, более мощный:

— И два гуся!

Мужчина повернулся к спутнице.

— Откуда здесь…?

Женщина нетерпеливо приложила палец к губам. Мужчина застыл. А невидимый дуэт с пронзительной тоской продолжал выводить:

— Ох, кого люблю — не дождуся

Мил уехал за Воронеж,

Ох, теперь его не воротишь,

Ох, как трудно расстаются,

Ох, глазки смотрят — слёзы льются…

Песня оборвалась также неожиданно, как возникла.

Слушатели обмениваются улыбками. Мужчина обнимает спутницу за плечи, и они продолжают путь, дивясь нежданной-негаданной встрече с родиной, которую оставили много лет назад и о которой в суете эмигрантской жизни вспоминали редко.

ОТЕЛЬ «ПАРАДИЗ»

Помпезное здание лобби светилось, словно аванпост осаждённой крепости. По-стариковски неуклюже выйдя из такси, мужчины потащились к нему, оставляя позади главную улицу города.

— А теперь расскажи, как всё было на самом деле! — потребовал Садовой.

— Она всё время всё забывает, и я…

Владимир Николаевич кивнул, припомнив арабскую присказку: «Спросили мула: „Кто твой отец? — „Конь — мой дядя“. — последовал ответ“».

А Белозерцев засуетился:

— Костик! Один в номере.

Друзья прибавили шагу.

Белозерцев попал в замочную скважину со второй попытки. Не снимая обуви, двинул в спальню. Садовой последовал его примеру.

Обе кровати — пусты. Одна заправлена. С другой свисает покрывало. На нём — плоская морская раковина. Костя нашёл. Арабы вешали её новорождённым на шею. Как амулет. Так пояснил профессор-арабист.

— Костик!

Садовой предоставляет другу возможность убедиться: внука в спальнях нет. Сам же заглядывает в ванную и в туалет.

— Сынок! — раскатисто проносится по номеру.

В пароксизме отчаяния дед распахивает гардероб. Пусто! Не глядя друг на друга, они бросаются из номера. Входная дверь в нерешительности качается на петлях, когда Садовой поднимает указательный палец, призывая к тишине.

Из соседнего номера доносится:

— Харе Кришна! Харе Кришна!
Кришна! Кришна! Харе! Харе!

Ни слова не говоря, Садовой стучит в дверь, из-под которой просачивается желтоватый свет. Никто не откликается. Пение продолжается. Тогда он надавливает на входную ручку.

… Они вошли в прихожую. Аромат благовоний накрыл с головой.

Мужчина сидел на полу, поджав под себя ноги. В руках — две закруглённые металлические пластинки, которыми он в упоении ударял друг о друга.

— Харе Кришна! Харе Кришна!

Похоже, он не осознавал, что в его номере — посторонние.

«Барабань об меня, а я на свирели поиграю!» — Такое арабское выражение пришло на ум Садового при виде этой отрешённости.

— Простите, уважаемый! — возвысил он голос.

Инструмент приглушил звук, но не остановил свои возвратно-поступательные движения.

— Мы ищем мальчика!