Мокрый не боится дождя

Мучась и одновременно наслаждаясь, она зашагала вдоль анфилады комнат. А вслед неслось:

— Здесь десять классов пройдено,
И здесь мы слово «Родина»
Впервые прочитали по слогам…

Ольга притормозила в компактном помещении, чьи стены до потолка уставлены стеллажами. «Школьные учебники» — первое, за что уцепился взгляд.

«Довольно! Ты больше не работаешь в школе».

Опустив глаза, женщина почти наугад двинулась к разделу «Краеведение». Теперь её должны интересовать исключительно труды по истории Киева. Если, конечно, она намерена придерживаться фактов. Да, она больше не учитель. Ольга Юрьевна теперь краевед. Вполне невинное занятие.

В последние недели она могла позволить себе неслыханную дотоле роскошь — никуда не спешить. Благо, атмосфера «Абзаца», который называют последним прибежищем киевского интеллигента, к этому располагает. Подвальный магазинчик совмещает функции кафе, клуба и торговой точки. Освободив нужную книгу из тесных объятийсобратьев, она опускается в прятавшееся в закутке кресло.

Погрузившись в адресную книгу Киева девятнадцатого века, Ольга не сразу ощутила присутствие людей, которых едва ли можно заподозрить в любви к чтению. В проёмах между стеллажами замелькали бритоголовые мужчины в камуфляже. Один из них заглянул и в Ольгино убежище… Водрузив очки на переносицу, та успела разглядеть красно-чёрный шеврон.

Женщина успела пригреться в своём убежище, так что лишнее движение грозило нарушить кокон, в который заключила её волна тёплого воздуха от радиатора. Единственный труд, который она задала себе, — обратиться в слух. Он подтвердил: готовится мероприятие. Отчётливое шарканье подошв, повелительно подаваемые реплики. Куда-то понесли стулья.

«Презентация нового издания?»

Гул мешал сосредоточиться, и она, подталкиваемая отчасти любопытством, отчасти желанием размяться, вышла на центральную площадку магазинчика, по периметру которого рассредоточились люди в камуфляже, а в серёдке расположилась разношерстная публика.

У стола, за которым обычно сидела продавец-кассир, стоял человек в тёмном костюме и при галстуке. На какое-то мгновение он, не прекращая вещать, обратил взор на женскую фигурку, просочившуюся сквозь книжное нагромождение. Слушатели, проследив за направлением взгляда оратора, повернули головы — Ольга ощутила себя в луче прожектора всеобщего внимания. Но говоря по правде, в этой стене из глаз она различила только один взгляд. Казалось, он проникает прямиком в мозг. Женщина подалась назад, больше всего желая в этот момент слиться со стенами.

Ольга плохо помнила, как выскользнула на улицу. Ноги несли незнамо куда. Она очнулась на Андреевском спуске. В лёгких сапожках от холода заныли пальцы. Где бы погреться? Рядом дом-музей Михаила Булгакова.

На бронзовой скамеечке рядом с застывшим на века классиком, положив ему голову на плечо, восседала дамочка. Такая фамильярность покоробила Ольгу, хотя великий земляк не числился в её кумирах. Входивший в школьную программу роман «Мастер и Маргарита» она считала вредоносным для юных неокрепших душ, и на своих уроках не уставала громить Маргариту как женщину, продавшую душу сатане, как «Мефистофеля в юбке». Будь её воля, исключила бы из школьной программы. На всех городских методических советах русистов с упорством, достойным, по мнению коллег, лучшего применения, она настаивала на замене последнего творения изверившегося писателя на «Белую гвардию». Ей возражали. Дескать, литература не всемогуща. «Великую Российскую империю погубила великая русская литература!» — летело им в ответ.

Знала ли она, что пройдёт не так уж много времени — и Михаила Булгакова и вовсе исключат из школьной программы.

… Ступни окоченели. Ольга поковыляла под музейную крышу.

У билетной кассы — табличка: «Лицам, одобряющим агрессию России против Украины, вход нежелателен». Она потопталась под вопросительным взглядом билетёрши. Поход в музей ею не планировался, денег в кошельке оставалось лишь на обратную дорогу. Женщина рассчитывала незаметно удалиться минут через пять — с достоинством, сохранив лицо и не будучи заподозренной в симпатиях к агрессору. Как назло, у кассы не наблюдалось ни одного посетителя: полный экскурсионный штиль.

И впервые в жизни Ольга выругалась:

— Блин-оладий!

КИЕВ

Снег вперемешку с дождём-метеоусловия аэропорта «Борисполь». Воздух-тяжёлый, скудный. Будто тянешь через соломинку. Садовой отверг предложения таксистов. Это удлиняло путь, но мысль о полегчавшем кошельке укрепила в намерении воспользоваться общественным транспортом.

За окном мелькали киевские улицы. У многих не было ни единого шанса укрыться от алчных гляделок застройщиков, тех самых, по поводу которых нелестно отзывался ещё великий земляк Михаил Булгаков. Именно их предприимчивое племя оставляло на месте старинных особнячков зияющие прогалы, в которые втыкались бизнес-центры или пентхаусы.

От остановки до подъезда пришлось месить серую кашу, подвергая очередному испытанию башмаки, неоднократно побывавшие в руках сапожника.