Нэра вильнула округлым задом и прошествовала в кухню.
— Ах ты черномазая! — понеслось вслед хвосту, задранному подобно рапире.
Милочка стянула чёрный пуховик и вязаную шапочку, окрашенную в цвет, носивший имя королевы Изабеллы, той самой, которая ввела в моду кружева, по окрасу напоминавшие несвежее дамское бельё. Несмотря на приём, лишённый доброго участия, эпизод придал хозяйке смелости: она двинулась следом за «рапирой».
Перво-наперво — холодильник. Хватило беглого взгляда на содержимое, чтобы сменить гнев на милость. Благодаря стараниям бой-френда, его составляли продукты, которые Милочка считала основой здоровых пищевых привычек: фрукты, натуральный йогурт, адыгейский сыр, шоколад. И никакого мяса. Кошачий корм, естественно, в счёт не шёл. Она потянула за уголок пакет с изображением усатой морды. Это придало дополнительный импульс «рапире», метнувшейся к холодильнику. Однако надменный нрав одержал верх: к еде Нэра приступила с видом одолжения. Созерцание кошачьей трапезы окончательно успокоило хозяйку.
«И чего я разнюнилась?»
После некоторых колебаний она решилась потянуть дверную ручку ванной. Скребущий по нервам звук усилился. Стараясь не дышать, отодвинула розовую ширму — подарок хозяйственного Карена. Из крана стекала вода и скрывалась в водостоке, оставляя ржавый подтёк.
Милочка крутанула ручку.
Тишина!
Выходит, кто-то принимал душ в её отсутствие и забыл плотно закрыть кран. Оставить воду включённой Милочка не могла даже в состоянии аффекта: тётушка Лу приучила крестницу проверять свет, газ и воду перед каждым выходом из дома.
Голоса в прихожей. Доминировал высокий женский.
«Объём лёгких значительный. Женщина работает физически. Много времени проводит на свежем воздухе. Но откуда она взялась?»
Профессор выходит в коридор.
— Здравствуйте!
— Здоровеньки булы!
Женщина в прихожей, несомненно, отличается хорошим цветом лица. Но вот насчёт физической работы на свежем воздухе…
— Володя, это Ганна… — смущённо произносит Ольга и добавляет: — Из Винницы.
Как будто это могло прояснить нежданный визит.
— Ганна — наша родственница, — уведомляет Ольга, а поймав вопросительный взгляд мужа, уточняет: — Дальняя.
— А что привело вас в Киев? — интересуется хозяин.
— Бизнес. Я салом торгую.
«Нет, не похожа эта милашка на работника прилавка. Да и винницкую родню напоминает смутно».
Как водится, с порога двинулись на кухню — подкрепиться с дороги.
Ганна извлекает из гигантской сумки разнообразную снедь и выкладывает на кухонный стол, после чего виртуозно нарезает шмат сала тонкими, розовато отсвечивающими пластинами. А в завершение открывает банку.
— Лечо. По-винницки.
Ох, уж это лечо! В студенческие годы его продавали на проспекте Вернадского в магазине «Балатон». Володя и Паша, соскучившись за долгую зиму по витаминам, вскладчину покупали сосуд чудной заграничной формы. Консервированные овощи отлично сочетались с варёной картошкой.
Вот и сейчас гостья полувопросительно-полуутвердительно говорит:
— А «картопля» у вас имеется…
— И «моркова», и «буряк»! — подхватывает хозяйка.
Коснувшись африканской свиной чумы, которая чудом обошла их фермерское хозяйство, и поняв, что хозяевам это малоинтересно, гостья улыбнулась, не показывая зубок, будто опасалась продемонстрировать их.
Воспользовавшись моментом, Садовой вышел в прихожую и набрал домашний номер родственника. Ответила его внучка Мирослава. Они поболтали по-русски, по-украински и под конец по-польски. Мира готовилась стать переводчицей с польского, и профессор воспользовался шансом попрактиковаться в языке, который самостоятельно изучал ещё в студенчестве. Оказалось, что дедушка Микола отбыл в Германию на научную конференцию. К счастью, Мирослава свою родню знала не хуже дедушки, и подтвердила: да, в Виннице у Садовых есть родственница.
А в заключение прочла стихотворение собственного сочинения. В защиту украинского языка:
Он пожелал Мирославе успехов на поприще украинизации украинцев и вернулся на кухню. Там уже вовсю шли разговоры — о своём, о девичьем.
— Что вы, Ганночка, стесняетесь? У певицы Мадонны тоже есть щербинка. Между передними зубами.
Ольга так рьяно поддерживала разговор, что профессор заподозрил: супруга, превратившись в домохозяйку, скучала по женскому общению, по той подружке, которой можно выложить всю подноготную.
«У неё появилась даже характерная для западэнцев певучесть и мелодиччость речи».
Профессор, почувствовав себя лишним, уже направлял стопы в своё убежище, когда жена прямо в спину, аккурат промеж лопаток, возьми да стрельни:
— А где мы Ганну положим?
В квартире — четыре комнаты.
Самая просторная — гостиная, но она выходит в Каштановый переулок, а потому не отвечает запросам человека, жаждущего тишины.