Мокрый не боится дождя

Любовники пили кофе со знаменитой кавказской «пахлавой». Тётушка Карена испекла его самолично и доставила из Еревана. Оба пребывали в сонно-сладостной неге, а потому тема египетского вояжа долго дожидалась своей очереди.

«В конце концов Мила-джан должна была выполнить последнюю волю женщины, заменившей ей мать!»

«Он связан по рукам и ногам родственными обязательствами. Естественно, не мог лететь со мной в Египет».

По правде говоря, её заботило лишь одно — уйдёт ли Карен сразу после завтрака или последует постельная сцена «дубль два». Окончательное решение, так уж повелось, принимал мужчина, при чём основательно подкрепив силы.

«Может, пожарить яичницу?»

Но по мере того как кофе в чашке убывал, вектор мыслей смещался в сторону неоконченного сценария.

— Ты занят сегодня на работе? — вопрос призван был навести бойфренда на нужную тему.

— У меня выходной.

«Сутки в обществе мужчины — это перебор. Плюс дополнительные хлопоты. Самое трудоёмкое — накормить обедом. А то и ужином. Она, конечно, способна простоять с часик у плиты…Но это время можно было бы потратить на более полезные дела, а прежде всего на сценарий. Приближается дэд-лайн. А она до сей поры не определилась с убийцей».

«Она больше не расположена…»

Он научился распознавать оттенки её желаний. И, пожалуй, самое время подняться из-за стола, чмокнуть в щёчку и сослаться на необходимость сопровождать гостью по Москве.

«Нет, не была она готова к этому геморрою. Назначить преступника — чего, казалось бы, легче! Но только на взгляд дилетанта».

«Пожалуй, после кофе логично и завершить свидание. Но она может обидеться. И вообще есть подозрение, что Мила-джан затаила недовольство — на то, что не последовал за ней в Египет. Но как бы это выглядело в глазах мамы и дяди-работодателя?»

«Боже, но что всё-таки кроется за эими смертями в „Парадизе“? Ей крупно повезло, что она многое видела собственными глазами. Это должно стимулировать воображение».

«Красное море сверху напомнило гигантскую линзу. Из синего стекла. Подобную той, что его сестра Сафиназ вставляет в глаза перед выступлением. Ему давно хотелось нанести этот вид на холст».

«Она предложит ещё чашечку. И в случае отказа примется за мытьё посуды. Он должен понять: пора отчаливать». Просто пальцы чешутся — так хочется ударить по «клаве». «Имя героя», «описание действия», «реплика героя».

«Отправиться бы с этюдником на пленэр! Дядя говорит, что пустая трата времени. А он без живописи не может. И всё равно будет писать картины. Потому что это единственное, что примиряет его с жизнью в Москве…»

«Что за торжество сквозило в заключительных, теперь уже понятно, прощальных словах Аси? А что она собственно сказала? Вылетело из головы. Но вид у неё был… Будто в предвкушении потирает руки».

«А Софи лоханулась. Глупая женщина. Думала, что если имеет успех, то многое простится. Только не в арабской стране. Армянская диаспора собирала деньги, чтобы внести залог в две тысячи египетских фунтов, а потом заплатить штраф в 15 тысяч. Оскорбление национального флага Арабской республики Египет. Развратное поведение. Серьёзное обвинение. Но слава Богу…»

«Ей повезло с фактурой. Герои сделаны не по готовым лекалам. Всего-то делов — скроить, а потом сшить текст. Главное — киллер. И если он один — на всех жертв…Получается, что она дышала с ним одним воздухом».

«Мог ли он представить, летя над Красным морем, что в нём навсегда растворится тот пепел из коробочки… Люсинэ-джан навечно осталась в Египте».

Когда у крематория Милочка протянула коробочку, её дно раскалённым железом коснулось Кареновской ладони. Рука непроизвольно дёрнулась — коробочка упала на землю. И оттуда высыпался серый песок с белыми вкраплениями. Осколки скелета? Он стал собирать его и оцарапался.

«Ну вид у него… Будто ушёл в астрал, оставив свою телесную оболочку на её попечение. А Милочку так и подмывает распустить его волосы, собранные резинкой в хвост. Если им дать волю, они заживут собственной жизнью. И тогда маленький Каренчик превращается в Тарзанчика.

Нет, делать этого не стоит. Ещё поймёт как эротический намёк. И придётся снова разбиратьзастеленную кровать».

«Да, больше всего его тянет к краскам. Тот художник, поразивший его воображение в детстве, писал чем угодно — карандашом, углём и даже глиной. Но он предпочитает настоящие краски».

— Карен, а дьявол… Он внутри человека?

— Ты про мировое зло?

— Про убийцу тётушки Лу…и других девушек.

— Знаешь, Мила-джан, когда я слышал про геноцид армян в Османской империи, то много думал… А когда по телевизору смотрел репортажи из Турции, вглядывался в лица жителей… Они такие же как мы. Хотя и являются прямыми потомками тех, кто распинал девушек и отрубал головы младенцам.

Мила выслушала, не шелохнувшись. Её тронула неизбывная армянская боль. Но любой способ утешения казался неуместным.

Карен сам пришёл ей на помощь:

— Извини, тема не ко времени. И вообще…

— Тебе пора?

— Да, Котя…

В приливе нежности он называл её этим прозвищем, находя в повадках сходство с Нэрой.