– Он устроится где-нибудь в безопасном месте, – зашептала Рут. – Однажды, когда отец умрет, Марк вернется.
Джой повернулась к своей идеальной сестре и прошипела:
– Не вернется! Я больше никогда его не увижу. Тебе хорошо! Тебя ведь не лупили вчера до полусмерти!
Рут проигнорировала обвинения.
– Если ты не потянешь время, Марка найдут, и он никогда тебя не простит. Его жизнь станет еще хуже.
– А как же я?!
Мысли метались. Марк, видимо, доехал на поезде до города, затем – в аэропорт. Сейчас он уже на пути к Дарвину. По прилете его может перехватить полиция.
Он обещал взять Джой с собой. Должен был ее взять!
Джой встала. Она последует за братом в Дарвин. Сядет на поезд до Мельбурна, а дальше – самолет до Дарвина. Неважно, что Рут останется здесь. Отец на нее даже не накричит. Все из-за несчастья, о котором запрещено упоминать.
– Джой, – мягко проговорила Рут, – ты не сможешь одна сесть в самолет и улететь в Дарвин. Марку шестнадцать, а тебе только двенадцать. Тебя приволокут обратно. Придется еще немного подождать.
Рут вечно знает все ее мысли, надоело!
– Тогда я должна сказать родителям, что Марк ушел.
– Рано. Дай ему больше времени.
Что отец сделает с Марком, если вернет его домой? А что он сделает с Джой, если узнает о ее промедлении?
Она хотела лишь одного – нормальной, счастливой семьи. Неужели это такое несбыточное желание? Нормальная семья, откуда дети не сбегают? Джой представила мистера Фелисити, как тот одновременно разговаривает, смеется и запихивает вилкой еду назад в рот; представила Снежинку, которая ест запеченную курицу и мурлычет на коленях Фелисити; Баррингтона, рассуждающего о книгах; и огромный лимонный пирог с меренгой, испеченный миссис Фелисити.
Рут в кои-то веки ошиблась. Марк может вернуться, и отец не изобьет его до смерти. Потому что Фелисити расскажет своим родителям, и порки прекратятся.
Не обращая внимания на крик Рут: «Рано, рано!» – Джой выскочила на задний двор и завопила:
– Мама, мама! Ты где? Марк сбежал!
Глава 73
Джой и Шепард
ХЕНДЕРСОН, Джордж. Человек, который жил интересами общества и все свои силы вкладывал в заботу о ближних. Блэкхант будет скорбеть об этой утрате. Соболезнования семье. Пожарная команда Блэкханта
Мистер Данн меня не разочаровал. Вплоть до содрогания, с которым он брал мешок. Словно знал, что внутри отцовский ремень – пропитанный детской кровью и багровыми криками.
Возвращаюсь в дом. Делать тут больше почти нечего.
Самое важное – проверить пруд. Чем больше я об этом думаю, тем большей уверенностью наполняюсь: он точно пересох, и если я права, то все встанет на свои места. Если же ошибаюсь, то просто расскажу Шепарду про кукольную голову. Меня не очень-то радует перспектива увидеть то, что я предполагаю увидеть, но Шепард скажет мне спасибо.
Мотыги нет, поэтому я беру с собой топор. Любая змея, которая попробует сегодня на меня напасть, мигом лишится своей противной скользкой головы.
Однако всех змей, лениво поджидавших вкусную и розовую человечину, распугали свист топора в высокой желтой траве и грозовые вибрации, передающиеся от меня земле.
Вал на подступах к пруду покрыт растрескавшейся глиной. Значит, за ним тоже сухо – или почти сухо. Продолжая смотреть в оба на случай появления змей, я взбираюсь на высокий берег и знаю, что среди мусора на дне пруда мне предстоит увидеть мешок с крошечными костями.
Слышу шипение отца: «Кидай, черт тебя дери! Кидай». Слышу, как котенок царапает мешковину маленькими белыми лапками, пищит, обещая любить меня всем сердцем. Слышу отчаянный визг мешка, по дуге летящего в воду, потом всплеск… и тишину.
Неудивительно, что я ненавидела отца. Неудивительно, что я решила его убить. «Решила убить, детектив, хотя это не означает, что и правда убила. Обо всем позаботились таблетки Вики, вы же читали ее отчет о вскрытии».
Одолев подъем, убеждаюсь в своей правоте. На дне растрескавшегося кратера – маленькая мутная лужа меньше трех футов в диаметре. Я вижу покосившуюся шлюпку и слегка удивляюсь: надо же, дерево не сгнило. Периметр пруда усеивают кости и ребра, прикрепленные к позвоночникам, прикрепленным к длинным треугольным черепам. Останки мучимых жаждой коров, которые увязали в топком иле, барахтались в панике, падали, ломая ноги, и тонули. Я всегда ужасно их жалела.
На дне множество мешков; я понятия не имею об их содержимом – кроме одного, с косточками котенка. Интересно, что отец выбрасывал в других? Вон лежит на боку ржавый трактор: одна половина торчит наружу, вторая погребена под засохшей глиной. Валяются еще какие-то непонятные ржавые механизмы. Видны испещренные пятнами тракторные шины, их штук шесть или семь, и они похожи на гигантские семена аниса. Сотни безвольных печальных стеблей и корней – мертвые кувшинки.
Ржавая бочка на сорок четыре галлона.