Молчаливый полет

Твори, поэт! — казалось, говорил
Ночной полет романтики безухой.

Кто был по-совьи мудр и легкокрыл,

Кто к странствиям привержен был покамест,
Ах, тот был шире рамок и мерил.

Ах, по-пастушьи был поэт горланист,

Хотя лунастый призрачный простор
Еще лежал в тонах a la Чурлянис.

Прошедшего великолепный вздор

Звенел копытами, стонал рогами,
Скулил «Валетами» смычковых свор.

Медвежий Зуб курил в своем вигваме,

И птицелов по Рейну проходил,
Как Пугачев по Волге или Каме.

В чаду чудовищных паникадил,

В бесовых гласах пушечного хора
Культ Филомелы пел орнитофил.

Юг щеголял в околышах Земгора,

Сквозь три звезды шибал денатурат,
И ночь текла темней стихов Тагора.

Был схож с кагором сок ручных гранат,

Шел в бой поэт, и в продранном кармане
К нирване призывал Рабиндранат.

Что есть поэт? — воюя и шаманя,

Затвор он чистит и перо грызет
И пьет блаженство в вечной смене маний.

Он кислород поэзии сосет,

Вокруг него — четыре пятых прозы,
Развязанной, как в воздухе.

И в прозе над поэтом — бомбовозы.

«Да здравствует же, — говорит он, — тот,
Кто выдернул столетние занозы,

Кому признательность, кому почет,

Кто души строить мне велит людские,
Кто мне, как другу, руку подает!..»[291]

А позади — отпетая Россия,

И чья-то тень, стоящая в тени,
Грозит стихом «враждебной силе змия».

«Вот (говорит) — господь его храни! —

Веселый странник, мастерящий души,
С кем выхожу я в будущие дни…»

А тот в ответ: «моей одышке глуше —

Вас некогда заевшая среда,
Финансового ведомства чинуши.

Грудь выпятим! пусть знают господа.

Поэзия найдет себе дорогу,
Поэзия пробьется сквозь года.

Я Вам не подражаю, но, ей-богу, —

Вы знаменитый дрельщик, оф мейн ворт,
На Вас толстовку б я надел как тогу;

Вы в наше время получали б “горт”,

— Я в том клянусь икрой моих каллихтов, –