В мудрых сумерках раздумийО губительности света,Вот он, в раковинном шуме,Дом отшельника-поэта!Я о пристани взыскую— Лечь бы, говоря короче, —Мне отводят мастерскую,Говорят «спокойной ночи!..»Я устал, но сон мой зябок.Сон прерывист. Месяц светел.Что-то повернуло набок,Луч упал — и я заметил! —В дивной нежности свирепа,Знойным гипсом наизнанку,Жгла ты, мать Аменготепа,Дерзкую мою лежанку.Слепок. Копия. Подобье.Лик без власти и охраны.Но откуда эти копья?Это пламя? Эти раны? —Африканская богиня,Ты жива моим кошмаром! —Ты застынешь, лишь покинь яМой тюфяк, покорный чарам!Рог и зуб священных тварей,Аписа и крокодила,Ты взыграла на фанфаре,Души стражей разбудила;Ты зажгла огонь заклятийНа своем бесплотном войске,Чтоб со мной, в моей кровати,Он расправился по-свойски…Рано утром, на пороге,— О чудовищное ложе! —Я считал свои ожоги,Закипевшие на коже.«Тут клопы… Вы дурно спали?Говорите без утайки».— Не клопы меня кусали! —Так ответил я хозяйке.14 июля 1929
«Под этим низким потолком…»[217]
Под этим низким потолкомС тюремным вырезом для света,Здесь жил поэт. И самый домУже тогда был Дом поэта.Что было видно из окна,Высокого и чуть косого? —Безоблачная глубина,Да горы, да соседки — совы…Он слушал моря мерный вал,А, может быть, не слушал даже,И Капитанов воспевал,Душой с отважными бродяжа.Свой лучший отдых от стихов,От музы, иногда докучной,Он видел в битвах пауков,Плененных им собственноручно.Он их, наверно, уважал,Сидельцев спичечных коробок, —Он сам от битвы не бежалИ в этой битве не был робок,Когда безумные полкиГеоргиевских кавалеровЗапрыгали, как пауки,В тазу неслыханных размеров,Когда нездешней розни власть,Дразня дерущихся тростинкой,В нем воскресали злую страстьТарантульского поединка. —И свой его народ разъял,Свой Бог попрал, как тунеядца!Мы все расстреляны, друзья,Но в этом трудно нам сознаться…22 июля 1929, Коктебель
«Здесь гроб… остановись, прохожий…»[218]
Здесь гроб… остановись, прохожий,Передохни в его тени,И если даже он отхожий,Его чистот не оскверни.Гигиеничное жилищеПолезно для иных особ,Но много лучше, если гробУютного жилища чище.8 августа 1929, Коктебель
Прощанием с Коктебелем[219]
В пересохшей молитвенной чашеСо следами священных даров —Золотое убежище нашеИ Волошина благостный кров.И когда я увижу на склонеУходящей от моря грядыКоктебеля сухие ладони,Где заноз и причастий следы,Я кричу, и смеюсь, и рыдаю —Потому что в заклятом кругуНебывалые сны покидаю,От нездешнего счастья бегу.13 августа 1929
По дороге в Феодосию