Молчание

А значит, она должна держаться. Она еще нужна умирающим. Не зря же она приготовила девять уколов с быстродействующим ядом и пять уколов с наркотиком, гарантирующим, пускай не быструю, но приятную смерть. Не всем, конечно, хватит, но хоть кто-то напоследок почувствует себя счастливым.

— Остановитесь и замрите! Если вы попытаетесь выломать дверь — я покончу с собой в считанные секунды.

— Что ты творишь, Инга! — закричал Магамединов. — Опомнись! Может еще не все потеряно, а ты уже бросаешься в такие крайности.

— Мне осталось три, максимум, четыре часа жизни. Скоро я начну превращаться в зверя. И я не хочу, чтобы вы меня запомнили с большим вздутым животом и неконтролируемыми звериными повадками. Прошу вас — ради меня, ради того, что я когда-то жила на земле, — примите верное решение и не дайте этой заразе атаковать вас. Во что бы то ни стало, остановите этот адский праздник смерти.

Николаев отвернулся от железной двери.

— Друзья, мне трудно это признавать, но она права: нечего нам там делать, — проговорил он. — Мы не имеем права подвергать себя риску. Мертвым и умирающим мы ничем уже не поможем, а вот живым еще понадобимся.

Магамединов отчаянным взглядом посмотрел на Николаева.

— Ты что такое говоришь? Мы оставляем ее в таком аду, что врагу не пожелаешь.

— Дурак ты, Магамединов! — громко сказал Павел Петрович. — Она не хочет твоей жалости и твоих соплей — она хочет, чтоб ее смерть была последней в этом чертовом списке смертей!

Магамединов от удивления раскрыл рот и несколько секунд молча смотрел на Николаева. Максим Викторович вспомнил свою первую встречу с девушкой в черном платье и с вороном на плече. Она тогда ему сказала: «Кто-то стер тебя из списка смертей. Видимо, у тебя появился сильный покровитель, определи его и наладь с ним связь».

— Я не понял! Повтори еще раз! — попросил Магамединов Николаева. — О каком списке ты говоришь?

Неожиданно на вопрос Максима Викторовича ответил пьяным и взволнованным голосом Погодин:

— Он говорит словами одного из героев книги «Вестница смерти».

Магамединов обернулся и увидел неизвестно куда пропавшего завхоза терапевтического отделения, который медленно спускался по ступенькам к ним на лестничную площадку.

3

Николаич и Игоревич совершили в определенном смысле подвиг. Вернувшись после неудачных поисков в пищеблок, они успели приготовить для всей больницы ужин. Работа оказалась нелегкой, но мужчины справились.

Время шло к ночи. Игоревич наводил порядок на кухне, а Николаич выкладывал из большой кастрюли в кастрюлю поменьше перловую кашу с тушенкой.

— Из терапии не пришли за едой, — сообщил Николаич, — и из ожогового отделения.

— Из терапии точно никто за едой не придет, — сказал Игоревич. — А вот из ожогового, я думаю, скоро подтянутся.

Николаич выгреб из кастрюли большой ложкой остатки каши, перевернул кастрюлю и застучал по ней ладонью.

— Надо нам с тобой, Игоревич, помощников на кухню искать. Одни мы тут не управимся.

— Может быть, не стоит добровольно на себя взваливать эту тяжелую работу?

— Я тебя здесь не держу, если хочешь — уходи!

— А Варвару свою ты собираешься дальше искать или же поискал и хватит?

— Я почти всех, кто сюда заходил, просил о том, что если они увидят где-нибудь Варвару, то пускай дадут мне об этом знать.

Игоревич осуждающе покачал головой.

— Нет! Так не пойдет. Нам с тобой самим хорошо бы обойти больницу, заглянуть в каждую палату и в каждый кабинет. Только тогда можно будет считать, что мы сделали все, как надо.

Николаич взглянул на Игоревича и подумал о том, какой же он все-таки странный человек.

— Тебе-то что до моей Варвары? Какая тебе разница, найду я ее или нет?

— О, как ты заговорил! — удивился Игоревич. — А раньше все меня за собой тянул. Пошли вместе искать.

Николаич в ответ устало махнул рукой.

— Это было раньше.

— Ну и как хочешь, — разозлился Игоревич. — А я пойду и найду ее. И женюсь на старости лет. Скажу ей, твой мужик на тебя плюнул, бросай его и выходи за меня.

— Иди-иди! — усмехнулся Николаич. — Ты даже не знаешь, как она выглядит.

— Ничего страшного, я ее по запаху узнаю, — ответил на это Игоревич. — От нее, скорее всего, борщом и жареными котлетами пахнет.

Николаич замахнулся пустой кастрюлей на Игоревича.

— Чего-чего ты сказал?! — заревел он, как медведь. — А ну, повтори!

Игоревич отступил на шаг назад.

— Спокойно! — закричал он. — Каждый сам выбирает, чем бы ему хотелось заняться.

— Умник, иди кастрюли мой! Помоешь, потом будем думать, что дальше делать.

Игоревич спиной уперся во входные двери.

— Хорошо, хорошо! Ты только кастрюльку на место поставь.

— Пойми, дурень, — ревел, не успокаиваясь Николаич, — нельзя кухню оставлять без присмотра. Кто-то здесь должен оставаться за старшего, иначе ее быстро разбазарят голодные засранцы. Растаскают все, что здесь лежит, — затем он немножко успокоился и добавил. — Вот такие пирожки, ёлки — палки!

Игоревич потер виски и спросил:

— Николаич, ты не чувствуешь, что дышать стало как-то тяжелее, словно кислорода здесь становится все меньше и меньше?

— Я сам об этом у тебя хотел спросить…

4