Молчание ягнят

Кэтрин не знает, сколько времени находится в этом заточении. Помнит, что дважды мылась. Причём второй раз — стоя в полный рост, желая, чтобы он при свете посмотрел её тело. Но фонарь горел слишком ярко и она не могла сказать наверняка, смотрел ли он. Что ни говори, а в обнажённом виде Кэтрин Мартин достаточно эффектна и сама прекрасно понимает это. Он тоже должен увидеть её красоту. Ей необходимо выбраться отсюда. Пусть он захочет затащить её в постель. Тогда можно и сразиться. «Ну соблазнись же, соблазнись, неужели я тебе не нравлюсь?» — мысленно повторяла она, обмывая тело. Еды он даёт мало, так что нужно постараться соблазнить его побыстрее, пока есть силы. Она знает, что должна бороться за свою жизнь. Знает, что сможет победить. Только сначала нужно вымотать из него все силы в постели, чтобы он сделал это столько раз, сколько сможет, а уж потом вступить в схватку. Она знает, что если её ноги хоть раз захватят его шею, то в одно мгновенье он улетит на небеса прямо к Иисусу. Но смогу ли я выдержать всё это? Смогу, чёрт возьми, обязана смочь. Только сразу в глаза и в пах, в глаза и в пах, в глаза и в пах. Но за всё то время, пока она мылась, сверху не донеслось ни единого звука. Никакого ответа на все её слова. Только ведро с мыльной водой тихо поднялось наверх, а через минуту на его место опустилось пустое.

Лёжа в темноте, Кэтрин слушала стрекотание швейной машинки и ждала. Через некоторое время до слуха донеслись шаги: он поднимался по лестнице, на ходу разговаривая с собакой.

— …завтрак, когда я вернусь, — донеслось до Кэтрин.

Свет в подвале остался включённым. Он часто не гасил его.

Шаги в кухне. Чуть слышно заскулила собака. Значит, её тюремщик уходит. Он часто уходил, иногда надолго.

Царапанье когтей по линолеуму. Собака. Бегает по кухне, скулит, чем-то гремит, наверное своей миской. Снова скребётся. И снова лает, но как-то приглушённо, как будто уже не из кухни.

Собачка и в самом деле не в кухне. Открыв носом дверь, она выскочила на лестницу и сбежала в подвал, поискать мышей. В его отсутствии она занималась этим почти всегда.

Кэтрин Мартин сунула руку под коврик и вытащила куриную кость. Какой запах! Она еле удержалась, чтобы не сгрызть с неё остатки мяса, но вместо этого только положила её в рот, чтобы немного согреть. Как хочется есть! Кэтрин медленно поднялась на ноги, пошатываясь от голода. В её яме не было ничего, кроме коврика, надетого на неё комбинезона, пустого пластикового ведра и привязанного к нему тонкого шпагата, тянущегося вверх к жёлтому кругу света.

Кэтрин уже давно во всех деталях обдумала этот план. Пора начинать действовать. Она встала на цыпочки, потянулась как можно выше и ухватилась за шпагат. Что лучше: дёрнуть или потянуть? Об этом она уже тоже думала. Лучше тянуть.

Оказалось, что шпагат растягивается намного сильнее, чем она предполагала. Она перехватила его выше и снова потянула, мотая рукой из стороны в сторону в надежде, что шпагат перетрётся о деревянную кромку люка. Заныло плечо. Она потянула ещё, ещё и ещё. Шпагат натянулся, как струна. Господи, хоть бы оборвался где-нибудь повыше! Хлоп — и вот уже оборванный конец шпагата летит прямо ей на голову.

Кэтрин упала на пол, села и, намотав шпагат на руку, измерила длину. Четырнадцать витков от ладони до локтя. Значит он оборвался у самого люка. Она крепко привязала кость почти вплотную к ручке ведра.

Теперь будет посложнее.

Нужно действовать очень осторожно. Она обвязала оборванный конец шпагата вокруг талии, взяла ведро за ручку и с размаху швырнула вверх, прямо в жёлтый круг света. Не попала. Ведро глухо ударилось о стену и полетело обратно, угодив в плечо. Пудель громко залаял.

Кэтрин расправила шпагат и повторила бросок. Мимо. Ещё раз. Опять промах. На этот раз ведро упало прямо на сломанный палец. Она взвыла от боли и прислонилась спиной к холодной стене. Через несколько минут боль затихла, и она смогла продолжить. Четвёртый бросок снова не достиг цели. Ещё одна попытка… Есть! Ведро упало на деревянную крышку колодца где-то возле открытого люка. Но где именно? Спокойнее. Кэтрин чуть потянула шпагат. Ведро с лёгких шуршанием поползло по деревянной крышке.

Пудель залаял громче.

Нельзя допустить, чтобы ведро снова свалилось вниз, но нужно подтянуть его как можно ближе к открытому люку… Вот так.

Пудель среди зеркал и манекенов в соседней комнате подвала. Фыркает, обнюхивая валяющиеся на полу нитки и лоскутки. Тычется носом в дверцу большого чёрного шкафа. Смотрит на дверь, из-за которой доносятся все эти странные звуки. Бросается в тёмный проём, лает и отскакивает назад.

Отчаянный голос, эхом прокатившийся по всему подвалу:

— Красо-о-откааа!

Пудель подпрыгнул и снова залился звонким лаем.

Призывное причмокивание губами.

Пудель задрал голову и прислушался. Нет, звук не из кухни.

Аппетитное чавканье.

— Ко мне, Красотка! Ко мне, моя радость.

Навострив уши, собака осторожно вышла из комнаты и окунулась в темноту.