Тем временем я, снова вспомнив о ящике, заглянула в скважину. Там таилось нечто запретное, недоступное мне, – как миллион тех вещей, которые все мое детство держали от меня в тайне. Во мне вновь зажегся интерес к смерти госпожи О. Впрочем, в этот раз он вернулся один, без желания угодить инспектору Хану. Я прищурилась. Раньше я мечтала уметь раскрывать чужие секреты. Я носила с собой тоненький ножик и проверяла каждый ящик: откроется или нет? Дешевенькие открывались быстро. Гораздо сложнее было вскрыть замки на дорогих сундуках.
Я подползла к лакированному комоду и, порывшись в сверкающих украшениях, выудила заколку для волос – шпильку с лотосом, изогнутую так, чтобы не выпасть из прически. Госпожа О была уже мертва, так что я, недолго колеблясь, распрямила металл. Вернувшись ко столу, я вставила заколку в скважину и начала крутить так и сяк, царапая при этом костяшки пальцев. Замок упорно не поддавался, но и я не собиралась отступать. Я вертела и раскачивала шпильку, пока у меня не покраснели пальцы.
Наконец я тяжело вздохнула. Любопытство было настолько невыносимым, что терзало меня почти что физической болью. Я не сомневалась: что бы ни прятала госпожа О в этом ящике, оно сорвет завесу лжи и откроет нам глаза. Я слишком устала гоняться за ускользающей правдой, устала от окружающих меня подозрений и домыслов, устала от этого расследования, которое, казалось, затягивало дымной пеленой все, чего касалось.
Еще раз вздохнув, я оглядела комнату. После нашего осмотра по полу были разбросаны одеяла, ящики все выдвинуты, крышки сундуков – откинуты. Эджон обыскала каждый уголок, так что смысла вновь пускаться на поиски не было.
От досады я затрясла латунной ручкой на ящике. Ну почему он не хочет открываться, как левый? Я зло рванула на себя левый ящик, кисти из него тут же посыпались на пол. А еще раздался звон, как будто что-то ударилось о вазу позади меня.
Я оглянулась. На полу лежал железный ключ.
Я кинулась к нему. Руки у меня дрожали. Видимо, госпожа О спрятала ключ под кисточками где-то в дальнем углу ящика. С замирающим сердцем я подползла обратно ко столу. Глубоко вдохнув, а потом выдохнув, вставила ключ в скважину. Повернула.
Внутри оказалась груда бумаг, посередине приподнимавшихся странным бугорком. Я заглянула вниз и обнаружила еще бумаги, на этот раз сложенные и перевязанные веревкой. Я их развязала и развернула: листы были исписаны и покрыты чернильными пятнами. Может, это те самые письма от ученого Ана? Наверняка. Если и было у всех девочек что-то общее, так это то, что они поголовно скрывали от матерей объект своего воздыхания.
Где-то вдалеке раздался звук шагов.
Я прижала письма к исступленно бьющемуся сердцу. Что-то меня беспокоило, настойчиво вгрызалось острыми зубами. Я посмотрела на буквы на белой тутовой бумаге.
Я вспомнила наш долгий разговор и события того дня вплоть до возвращения в столицу. Воскресила в памяти каждый шаг, каждую мелочь в его поведении, каждое выражение его лица и наши разговоры…
Стремительный поток моих мыслей резко замер. Белый. Белый – это цвет траура. Рюн говорил, что привез в Дом ярких цветов форму для инспектора Хана, потому что тот все еще был в
По спине липкой паникой сбежал пот. Я вдруг осознала, почему все это время заявление Сима не давало мне покоя. Он должен был знать, что инспектор Хан приехал в Дом в форме, а не в траурных одеждах. Ведь когда инспектор уехал, встретил служанку Сои и вернулся пьяным к госпоже Ёнок, на нем была синяя полицейская форма. Должно быть, госпожа Ёнок выдала ему вместо грязного и промокшего синего халата простой белый.
Так почему же по воспоминаниям Сима инспектор Хан был одет в белое?
Может быть, Сим видел инспектора Хана только в белом? Но тогда, получается, он не мог поручиться, что инспектор Хан пробыл в Доме ярких цветов до рассвета, когда убийство уже случилось.
Кто же тогда мог подтвердить местонахождение инспектора до полуночи, когда убили госпожу О? Только кисэн, хранительницы секретов.
Возможно, эти письма подтвердят мои худшие страхи. Возможно, инспектор Хан затем и хочет найти все возможные доказательства, чтобы потом их сжечь.
– Нет-нет, – шепотом отбивалась я от змеившегося вокруг меня чувства подозрения. Оно вернулось, и на этот раз мне никак не удавалось сбросить его мертвую хватку. И все равно мне хотелось верить, хотелось считать инспектора Хана невиновным. – Пожалуйста, пусть он будет ни при чем.