Трясущимися руками я пролистала письма. На меня посыпались непонятные значки. Впервые в жизни я столь сильно жалела и злилась, что не умею читать. Правда была спрятана от меня за непроницаемой стеной, имя которой «невежество».
Я ничего не могла поделать. На мгновение мне захотелось вернуть письма на место. Передать их инспектору. Может быть, он и врал насчет алиби, но наверняка он не просто так заставил полицейского Сима дать ложные показания. Я колебалась, не зная, как поступить. И только воспоминание об инспекторе Хане удержало меня за запястье.
«Правда куда важнее, – говорил он. – Не примешивай личные чувства к расследованию».
Я рывком развязала пояс и оттянула воротник полицейской формы. Сквозняк из открытой двери щекотал мне ключицы, пока я пыталась развязать забинтованную грудь и запихнуть письма под ткань. Эти бумаги могли пролить свет на тайны инспектора Хана, если ему, конечно, вообще было что скрывать. Я попрошу кого-нибудь их мне прочитать…
– Ты что делаешь?
Письма выпали у меня из рук на пол. В дверях стояла Хеён и взирала на меня, удивленно вскинув бровь.
– Я… я просто… – пробормотала я. В голове творился хаос. – Жук под одежду забрался.
На моей находке обыск решили завершить. Хеён объявила, что больше ничего важного не обнаружили.
Мы собрались во дворе поместья госпожи Ким, где инспектор Хан открыл найденные мною четыре письма и разложил их в ряд, чтобы сравнить все разом.
– Три письма, по всей видимости, были написаны ученым Аном. Но это письмо… – он передал бумагу старшему полицейскому Симу. – Это последнее письмо, которое принесла служанка Сои и которое привело к смерти госпожи О. – Инспектор изучил буквы еще раз. – Почерк совершенно иной.
Пока инспектор изучал письма, к нему подошла Хеён и, склонившись в поклоне, что-то тихо произнесла. Я со своего места ничего не расслышала. Что бы это ни было, инспектор тут же медленным шагом двинулся вдоль ряда полицейских и тамо и остановился передо мной. Я замерла. Несколько долгих, мучительных мгновений он изучал меня… И пошел дальше.
Двенадцать
Меня очень пугала мысль, что старший полицейский Сим солгал ради инспектора Хана. Он сказал командору, что был вместе с инспектором в Доме ярких цветов до полуночи, когда произошло убийство, но ошибся в цвете одежды. За этим определенно что-то крылось. Вранье Сима никак не выходило у меня из головы.
На следующий день я из-за ворот следила за инспектором Ханом. Все раздвижные двери были открыты нараспашку, и по павильону гулял легкий летний ветерок. Я резко напряженно выпрямилась: инспектор накинул на уши веревочки, которые крепились к круглым стеклышкам в деревянной оправе. Очки. Я слышала об этих штуковинах, но вживую еще не видела. Инспектор в них выглядел очень своеобразно.
Мужчина выложил на столе перед собой четыре измятых листка, придавил их по краям камнями и, наклонившись вперед, принялся изучать их содержимое. Должно быть, это те самые письма, которые мы нашли в комнате госпожи О. Но почему он вдруг нахмурился?
С тех пор как я обнаружила бумаги, я потеряла всякий сон. Сдерживать любопытство больше не было сил. Я подошла к ступенькам павильона и поклонилась.
– Прошу меня простить, господин, но… – я напомнила себе, что имею право знать. В конце концов, это я рассказала инспектору Хану о том, что в этом деле было замешано католичество. Это я вместе с ним ездила на гору Хва и отбивалась от разбойников. – Правда ли, что последнее письмо было написано не ученым Аном?
В ответ тишина.
Я заговорила снова, вцепившись в юбку, будто пыталась удержать в руках храбрость.
– Говорят, у каждого человека свой почерк. Вы будете искать человека с таким же почерком, как в письме, господин?
– Не тебе об этом спрашивать, – он даже головы от писем не поднял, чтобы взглянуть на меня. Только сдвинул очки на орлином носу повыше. – Так как не тебе об этом знать.
– Но господин…
Инспектор снял очки и воззрился на меня тусклым зловещим взглядом.
– Если ты и дальше будешь лезть в мое расследование, ты создашь мне проблемы, а если у меня будут проблемы, ты пострадаешь. Уверен, твоей семье это не понравится.
Грудную клетку сдавило удивление. Видимо, Хеён тогда нашептала ему, что я попыталась украсть письма…
– Более того, я тут выяснил: у твоей сестры нет детей, но не так давно ей приснилось, что в грядущем году у нее родится сын. И если я захочу, я могу узнать куда больше – ее слабости и страхи, ее самые темные секреты. Не сомневаюсь, ей это придется не по душе.
У меня внутри все замерло, затихло. Я даже на мгновение забыла, как моргать.
– Откуда вы знаете?
– У меня есть знакомые во всех уголках королевства, и эти люди по моему указу сделают все что угодно. – С пугающим спокойствием он закатал рукава, взял в руки каллиграфическую кисть и принялся изучать ее с увлечённостью солдата, любующегося заостренным клинком. – У каждого действия есть последствия. Одним мазком этой кисти я могу определить твою дальнейшую судьбу. Тебе решать, что же я напишу.