Молчание между нами

Я фиксирую последние складки на крошечной паре бумажных ботиночек. Это моя восемьдесят седьмая попытка или около того, но все предыдущие пары отправились прямиком в мусорное ведро. Мне нужны были идеальные ботинки, и я несколько недель тренировалась складывать их по инструкции, найденной в интернете. Потом я достаю фломастер серебристого цвета, который купила специально для этой цели, и рисую волнообразные узоры по краям, прямо над подошвой. И, наконец, добавляю галочки сбоку на носках. Внимательно осмотрев свои поделки, я удовлетворенно киваю. Они и правда похожи на миниатюрные КТ3. Дэнни будет в восторге.

Сегодня мы едем на кладбище, чтобы убрать на его могиле в честь Цинмина, он же «Праздник чистого света». Еще его называют «День подметания могил», но это название звучит как-то жутко, я его не люблю. Этот день предназначен для поминовения усопших предков и близких людей. На самом деле Цинмин уже прошел – на Тайване, как объяснила мама, его отмечают пятого апреля, а в Китае, по папиным словам, в первый день пятого периода по лунному календарю, что бы это ни значило. Короче, в Китае он приходится либо на четвертое, либо на пятое апреля. Так или иначе, в этом году мы совершенно про него забыли из-за маминых проблем на работе и моего протеста.

Мои родители, особенно мама, очень переживали, что пропустили первый Цинмин Дэнни. Я припоминаю, как мы вместе ездили убирать на могилах бабушки и дедушки. Но мама, наверное, привыкла отмечать его с большим размахом, ведь на Тайване Цинмин – государственный праздник. Кажется, традиции неизбежно слабеют, когда люди оставляют родной дом позади.

Загрузив в машину стопки ритуальных денег, еду и цветы, мы едем в Хаф-Мун-Бей. Магистраль 280 огибает пологие холмы, минует лазурное водохранилище, по поверхности которого кто-то будто рассыпал блестки. Вдалеке с холмов к солнцу поднимается толстый слой тумана. Папа петляет, сворачивает на магистраль 92, а потом – на незаметную дорогу, ведущую к мемориальному парку «Скайлон». Благодаря тому, что туман сегодня сошел рано, нам открывается великолепный вид на горы Санта-Круз, Тихий океан и залив.

Мы находим место, где захоронен Дэнни, и достаем привезенное добро. Могила, в общем-то, не нуждается в уборке: кладбище и так поддерживается в идеальном состоянии. Но родители все равно поправляют неровно стоящие цветы и протирают надгробие. Потом папа достает маленькую жаровню для сжигания денег, а мама раскладывает еду. Она привезла самые любимые лакомства Дэнни – говяжий суп с лапшой, апельсины, даже бургер из In-N-Out. Ну а я захватила коробочку «Поки» и оригами, которые до поры до времени спрятаны у меня рюкзаке. Потом я достаю маленькую курильницу, которую мы купили на прошлой неделе в Чайна-тауне, и золотисто-красные палочки благовоний. Я кладу их рядом с едой, чтобы зажечь позже.

Дожидаясь, пока родители закончат, я начинаю складывать слитки из ритуальных денег. Это помогает мне отвлечься от мысли о том, что здесь, под землей, лежит тело моего брата. Я не хочу об этом думать.

Тщательно фиксируя каждую складку на золотисто-красной фольге, я словно впадаю в транс. Постепенно рядом со мной вырастает небольшая горка бумажных лодочек. Мама собирает деньги в полиэтиленовый пакет, чтобы их не сдуло ветром. За все это время никто из нас не произнес ни слова – мы целиком погрузились в собственные мысли.

Мама дотрагивается до моего плеча и вручает мне три палочки благовоний. Она помогает их зажечь, потом зажигает свои и папины. Аромат напоминает мне о бабушке с дедушкой на Тайване. Они воскуряли благовония перед маленьким алтарем со статуэтками изящной Гуаньинь и нескольких будд с большими животами. Я вспоминаю, как мы с Дэнни изображали байбай[48], вставая на колени перед алтарем вслед за бабушкой и дедушкой.

Мама встает перед надгробием, поднимает палочки благовоний и замирает на какое-то время с вытянутыми руками, глядя в небо. По щеке у нее катится слеза, и мама медленно кланяется три раза. За ней следует папа, а потом настает и моя очередь.

Я поднимаю благовония и представляю лицо Дэнни. Я делаю поклон и обращаюсь к нему. Мне тебя не хватает, гэ. Я так скучаю, что не могу дышать. Где бы ты ни был, я надеюсь, что ты счастлив. Как во время баскетбольного матча или марафона «Звездных войн».

Еще один поклон. Спасибо за песню и за микрофон. Твое пение было идеально, как всегда. Мне показалось, будто ты все еще жив. Интересно, ты сейчас поешь и играешь на арфе в каком-то ангельском хоре? Впрочем, тебя наверняка выгнали бы из-за ужасного голоса.