Я поднимаю благовония и низко кланяюсь в третий раз. Теперь слезы текут и по моим щекам.
Я открываю глаза и понимаю, что так и не разогнулась. Мои слезы капают на траву. Мама подходит ближе и помогает мне выпрямиться. Я утыкаюсь ей в плечо и рыдаю.
– Мама, это ужасно. Мне бы так хотелось, чтобы он был здесь.
– Мне тоже,
Она указывает на еду, разложенную у надгробия на красивых тарелках. В том числе и на бургер. Дэнни сможет все это съесть, где бы он ни был.
Папа подходит ближе, сжимая пакет со сложенными деньгами.
– Давайте начнем. Как известно, лучший способ выразить любовь – сжечь целую кучу фальшивых денег. – Он подмигивает, и я улыбаюсь вопреки слезам.
Мы встаем на колени у жаровни и сжигаем ритуальные деньги. Считается, что после этого они попадут к Дэнни и он сможет потратить их в загробной жизни. Интересно, что там можно купить?
Не знаю, что я на самом деле думаю о жизни после смерти. Может, Дэнни действительно получит эти деньги и найдет им применение. А может, он сейчас радостно закидывает мяч в небесное кольцо, паря на ангельских крылышках. Или и то и другое. Лучше перестраховаться.
Я сжигаю деньги, которые складывают мама с папой. Они негромко обсуждают собеседования, которые предстоят ей на следующей неделе. После протеста мама уволилась с работы. Потом, вернувшись домой, тут же пришла в ужас – обычно такая импульсивность ей не свойственна. Но после новостей о нашем протесте она начала получать самые разные предложения о работе. Меня очень радует мысль, что протест поможет ей найти место, где ее будут по-настоящему ценить. Даже мистер Макинтайр предложил ей несколько вакансий, но мама отказалась от его помощи. Она не торопится: хочет выбрать лучшее место. Я ею горжусь.
Меня завораживает дым, поднимающийся над горящей бумагой. Я смотрю, как он вьется в воздухе, пока папа не пододвигается ближе, доставая из кармана две карточки с написанными от руки рецептами.
– Что это у тебя? – Я заглядываю ему через плечо.
– Копии рецепта фирменных пельменей
– Уж кто-кто, а Чэни точно смогут найти друг друга благодаря еде, – усмехаюсь я.
– Да, для того мы и привезли побольше еды, чтобы Джо тоже досталось. Пусть перекусят вместе. Хотя Дэнни вряд ли захочет делиться бургером.
– В следующий раз привезем для дяди Джо еще один бургер. Ой! Чуть не забыла! – Я встаю, хватаю рюкзак и достаю крохотные КТ3 и мячик, который я тоже сложила из бумаги и раскрасила, как баскетбольный мяч. Я поджигаю мячик и смотрю, как вспыхивает на краю яркая оранжевая искра. Бумага загорается и сворачивается, пожираемая пламенем. Я шепчу:
– Может, на небесах тебе снова захочется сыграть,
– Что это? – Папа поднимает взгляд и замечает горящий мячик.
– Да так, сделала кое-что для Дэнни, – смущенно говорю я.
– Это что, баскетбольный мяч? – Он кладет деньги и наклоняется, чтобы разглядеть получше. Потом видит миниатюрные кроссовки. – Неужели КТ3?
Я киваю. Папа берет их, внимательно разглядывает и возвращает.
– Ничего себе, Йем. Какие классные. – Его голос на миг надламывается. – Дэнни точно понравятся.
– Надеюсь. Хочешь?.. – Я жестом предлагаю ему кроссовки.
Папа колеблется. Может быть, кроссовки – это перебор. Настоящая КТ3 Дэнни до сих пор лежит в родительской спальне. Потом папа берет мои бумажные поделки.
– Ты уверена?
Я киваю. Он осторожно поджигает одну из кроссовок. Мы вместе наблюдаем, как она загорается, и папа говорит:
– В следующий раз сложи для Джо такие же.
– Ладно, но Дэнни не понравится, что у кого-то появилась пара поновей.
Папа смеется:
– Помнишь, как он завязывал шнурки? Всегда начинал с правой ноги и дважды продевал петлю вместо того, чтобы сделать двойной узел?
Я не знала, что Дэнни начинал шнуровать обувь с правой ноги. Но из-за него я тоже привыкла дважды продевать петлю. Папа продолжает, поджигая вторую кроссовку: