Я рассказываю ей о мамином начальнике и мистере Макинтайре, об ужине, о результатах служебной аттестации. Тия слушает меня совершенно бесстрастно. Это так странно – обычно она не скрывает своих чувств. Они всегда написаны у нее на лице.
– Скажи что-нибудь, Тия.
– Ты не можешь отступить, Мэйдэй. Мы слишком много в это вложили.
Я отвечаю, захлебываясь словами:
– Я не могу допустить, чтобы маму уволили. Папиной зарплаты не хватит на жизнь в Секвойя-Парк.
– Но мы делаем это ради твоей семьи! Ты же хотела их защитить!
– А вместо этого подставила под удар. Другие китайские иммигранты начали нас избегать. Случайные люди толкают маму в магазине. Моя семья, кажется, вот-вот развалится.
Тия перебивает меня:
– Если ты отступишь, они победят. Они будут побеждать снова, и снова, и снова. Как всегда.
– Мамин начальник выбрал вместо нее своего приятеля из колледжа. Ее уволят. Они и так победили!
– Нужно чем-то жертвовать! Работа – это еще не главное. Многие жертвуют своими жизнями ради правого дела!
Не ей решать, какое дело правое, и не ей указывать мне, чем жертвовать. Она не понимает. Мой голос дрожит.
– Моя семья и так через многое прошла, Тия. А от этого моим родителям будет только хуже.
– Не понимаю, почему ты так сердилась на Аву, – рявкает она. – Ты от нее ничем не отличаешься.
– Неправда.
– Почему? Ты поступаешь точно так же. – Тия поджимает губы. Во мне разгорается злость. Я еще никогда так не злилась на Тию. Она смотрит на меня с вызовом. – Помнишь, ты спросила меня про любовь и страх?
Я киваю, охваченная нехорошим предчувствием.
– Ты думаешь, что тобой движет любовь. Но на самом деле это страх, Мэйдэй. И ничего, кроме страха.
Я через силу съедаю пару кусочков с тарелки. Тия встает из-за стола, подходит к стене и возится со светящейся гирляндой. Затем поправляет несколько фотографий, в том числе ту, на которой мы выпускаемся из восьмого класса. На нас обеих надеты здоровенные очки.
– Я вижу, что ты уже определилась, – говорит Тия наконец. – Делай то, что считаешь нужным.
Мы не смотрим друг на друга. Молчание между нами – неисследованная территория, дикая местность, океан, который нам никак не пересечь.
Я еще ни разу не покидала дом Дювернов в одиночестве. Тия всегда провожала меня, обнимала и целовала на прощание. Мне неловко уходить, не поблагодарив ее маму, но говорить ни с кем не хочется. Я на цыпочках крадусь мимо кухни, где смеются над чем-то доктор и миссис Дюверн, и осторожно закрываю за собой дверь. На пороге меня ждет Марк. Он улыбается и машет ключами, но потом серьезнеет, увидев выражение моего лица. Мы вместе идем к машине.
По пути мы не произносим ни слова. Марк только поглядывает на меня краем глаза, пока я проигрываю в голове разговор с Тией. Он понимает, что мне нужно время. Когда машина останавливается у моего дома, я открываю дверцу и негромко говорю:
– Спасибо, Марк.
Он колеблется, потом тоже вылезает из машины, берет мой рюкзак и подходит ближе. В небе светит месяц и мерцает россыпь звезд. Марк легонько дотрагивается до моего локтя.
– Не молчи, Мэй.
Его прикосновение рушит возведенные мной стены. Я прижимаюсь к нему, изо всех сил сдерживая слезы, и он меня обнимает. Его дыхание и ритм сердца меня успокаивают. Марк прижимается щекой к моим волосам и спрашивает:
– Что случилось?
Слова срываются с моих губ беспорядочным потоком. Я рассказываю про мамину работу, про Джоша и Аву, про отношения их родителей, про мои детские фотографии. И, наконец, про Тию. Он обнимает меня еще крепче.
Когда я замолкаю, он отпускает меня и трет лицо. Мне бы хотелось, чтобы он обнял меня снова.
– Да уж, Мэй. Что из этого расстраивает тебя больше всего?
– Все сразу. – Я прижимаю ладони к лицу и смотрю на землю. – Такое чувство, что любое мое решение будет неправильным. Так или иначе я сделаю кому-то больно.
– А от чего
Я невольно делаю шаг назад. Такой вопрос не приходил мне в голову.
– От ссоры с Тией. – Марк снова подходит ближе, и мой голос срывается. – Вдруг… вдруг мы больше не сможем дружить?
Марк качает головой.
– Тия этого не допустит. Ты для нее как сестра. – Мы обходим дом, и Марк открывает деревянную калитку, ведущую во двор.
– Я перестала понимать, зачем все это делаю. Поначалу все было ясно. Я злилась на Макинтайра и хотела защитить родителей. Я старалась ради Дэнни. – Я останавливаюсь на газоне, на самой границе света из окна.
– Ты и сейчас стараешься ради него. – Марк поворачивается и смотрит на меня теплым взглядом.
– Разве?
– Да. Что бы ты ни сделала, это будет ради него.
– Каким образом?
– А ты как думаешь, Мэйдэй?
Я недовольно морщу нос:
– Только не надо изображать миз Ди. Пожалуйста, ответь прямо.
Он улыбается, взмахивая ресницами.
– Ну ладно, так уж и быть. Слушай. Если ты решишь не выступать на протесте, то защитишь родителей. Если ты все-таки выступишь, то покажешь влиятельным людям, что твою семью не выйдет использовать как инструмент. Так или иначе, ты делаешь это ради Дэнни, чтобы почтить его память.
– Мне это даже в голову не приходило. – Я подхожу чуть ближе, и Марк снова меня обнимает.