Молчание пирамид

— Как вы думаете, что здесь?

— Жемчуг Сумарокова, — безразлично сказал Самохин.

— А говорите, не догадливый! Все дети тундры догадливые…

— Только зачем вы его изъяли?

— Не изымал, — фаворит усмехнулся, — Власов сам привез. И сдал на хранение. Боится держать в мастерской такие ценности… Ну, посмотрите на эти перлы!

Сергей Николаевич заглянул в коробку.

— Похожи на голубиные яйца…

— Яйца, мой друг, яйцевидной формы. А это драгоценный скатный жемчуг. — Он достал из папки бумажный пакет. — Да, кстати, вот ваши документы… Тут все, от паспорта до водительского удостоверения и прочих нужных свидетельств.

Самохин потянулся за пакетом, но генерал отвел руку.

— Сначала сдайте свои! И все, до единой бумажки.

Удостоверение полковника ФСБ Самохин сдавать не собирался ни в коем случае, поэтому оно лежало в специальном карманчике пиджака под мышкой.

Достал бумажник, вынул оттуда только деньги.

— Это можно оставить?

— Можно, говорят, они не пахнут. — Хлопец вручил Самохину пакет. — Впрочем, есть специальная безотчетная сумма, расходы на операцию. Так что свои можно не тратить.

— Это здорово. — Самохин вскрыл пакет с документами. — А то я тут сильно поиздержался. Собирался уж с шапкой стоять…

— На единственную и неповторимую потратились?

— Да, женщины требуют не только внимания…

— А почему с шапкой?

— Стыдно здоровую лапищу протягивать. А ведь еще надо придумать сиротскую легенду…

— Теперь это вам не грозит, — ясно намекнул фаворит, однако Самохин сделал вид, что не понял.

— Кстати, помощник рассказал легенду… Только мне не совсем понятно, с какой целью вы устроили этот спектакль с попыткой изъять жемчуг, потом в открытую искали Сумарокова? Вы же придумали хорошую легенду и сгубили ее сами!

— Это правда, — театрально повинился генерал. — Потому что она нам больше не потребуется. Легенда с грибами нужна вашему помощнику. У нас теперь другое прикрытие…

— Контрабанда антиквариата?

— Ну, это я придумал для устрашения местной ювелирной мафии! Она здесь сильна и со связями.

— Что же станем делать мы?

— Удалимся. Через сорок минут подъедет Власов и мы, господин Войтекунас, выезжаем. Вместе с этой коробочкой.

— Куда?

— На вашу историческую родину. Вы посмотрите, у вас же литовский паспорт. Кстати, натуральный.

— Любопытно… И вправду литовский.

В первый момент Самохин ощутил неприятную, сосущую пустоту в желудке — верный признак, что через несколько минут начнется изжога и проснется язва, болезнь совести и нервов, которую не излечить даже метеоритом со звезды Инера…

Между тем Хлопец продолжал давить с неотвратимостью бульдозера.

— Предоставляю вам еще один шанс стать человеком, Всеволод Римасович. В первый раз вышло недоразумение. Все испортила моя жена, верно? Сказала не те слова… Но вы простите глупую бабу, дело прошлое…

— Что-то я не совсем понимаю… — Изжога покатилась по пищеводу расплавленным оловом и раньше обычного. — Ваше настойчивое желание вывести меня в люди. Может, вы мой настоящий папа, скрывающий отцовство?

— Нет, я современных мыльных сериалов не смотрю.

— В чем же причина, товарищ генерал?

— Да все просто. Вы самый приличный человек из всей окружающей нас публики. А я изучил ее, уж поверьте… Циники, подлецы или зажравшиеся идиоты. В том числе, и в «Бурводстрое»… И я выбрал вас, чтоб счастливыми были не только глаза.

— Спасибо за комплименты…

— А это не комплименты. Совершенно трезвая оценка личностных и деловых качеств. Вы — человек старого, нынче не модного, воспитания. А я консерватор. Заметили, мы с вами похожи: оба честно служили, оба стремились достичь совершенства в своей области, и обоих нас потом вышвырнули Я все-таки генерал, а вам должно быть обиднее — оказаться на улице майором. С полковничьей-то должности! А те, кто служил с вами, сделали карьеру. Муровитин — генерал, Сиплов и Стяжкин — полковники, в генштабе сидят. Все трое — моложе вас и были в вашем подчинении! Вам не надоело ходить в бессребрениках?

— Надоело, — честно признался Самохин.

— И нищета достала?

— Еще как! Говорю же, недавно была мысль постоять с шапкой. Где-нибудь в переходе…

— Мне тоже все это обрыдло. — Хлопец налил виски, выпил, перетерпел отвращение. — А больше всего одиночество… Генеральская жизнь в КГБ, да и в ФСБ тоже… это вечное мучительное одиночество. Перед глазами узкий крут одних и тех же людей, одни и те же разговоры, шутки, анекдоты. Дома жена, беспутная дочь, и больше ни одной живой души. И тоже одни и те же слова, проблемы, шутки… Думал, на гражданке все изменится, появятся новые знакомства, другие лица — нет. В «Бурводстрое» опять те же физиономии, и все похожи на Баринова. А еще и командир — баба, молодящаяся дура… У меня никогда не было друзей, только сослуживцы. В детстве хотел брата, но вырос с тремя младшими сестрами. Сына хотел родить — получилась дочь… Вы не хотите вырваться из этого крута?

— Как-то не задумывался… — Столь редкостная откровенность генерала даже подкупала. — А потом, я не испытываю ни замкнутых кругов, ни одиночества…

— Перестаньте! Это потому, что вам еще не пятьдесят девять.

— Меня смущает другое…

— Что?

— Неожиданное предложение.