Молчание сонного пригорода

Но я не мог так просто сдаться. В подходящий момент я пробурчал о том, что в старые добрые времена делали аборты вязальными спицами.

— Ты не рожал детей — откуда тебе знать. — Джейн наклонилась вперед, зло уставясь на меня.

Я заметил, что она всегда строит из себя мамочку, когда Алекса нет поблизости. Я хотел ненавидеть ее за то, что мы всегда попадали в эту дурацкую колею, из которой не могли вылезти, и все-таки я не мог не обратить внимания на ее тело, когда она наклонилась вперед, на то, как короткая синяя юбка открывала мускулистые бедра, подтянутые икры. Натянувшаяся между ее ногами ткань задевала мой несчастный взгляд.

— Больше всего меня беспокоят школы, — заявила Кэти. — Я страшно боюсь, что кто-нибудь выстрелит в Саманту.

От школ мы перекинули короткий мостик к системе образования, в которой Мэвис, как видно, разобралась досконально. Видимо, ко времени окончания школы, или как там это теперь называется, большой процент детей в большом проценте пригородных школ успевают попробовать большой процент наркотиков. Джерри предложил гостям по глоточку «Реми Мартин», ненавязчиво проводив нас назад в гостиную, но разговор вскоре зачах, сев на мель повторений.

Вскоре после этого Фрэнсис сделал знак Фрэнсес, они оба поднялись, чтобы уйти, и вечер закончился на удивление рано. У всех в воскресенье оказались какие-то дела, или няня с ребенком заждалась, или они очень устали. В Джерри проглядывала обида, а Кэти, похоже, испытывала облегчение.

По дороге к машине я добродушно пошутил о том, что мы, должно быть, росли в очень разных пригородах, я в Уайт-Плейнз, штат Нью-Йорк, она в Норуоке, штат Коннектикут, и что нам запомнилось гораздо меньше, чем имело место в действительности, — но Джейн ответила только:

— Нам обязательно продолжать этот разговор?

— Нет, — сказал я, заводя машину, — пожалуй, необязательно.

И мы поехали домой молча, может, оно и к лучшему. К черту споры, к черту всю эту ситуацию, эту тьму, вставшую между нами чернее ночи. Поворачивая по извилистым улочкам, я бы с радостью нажал на кнопку катапультирования пассажирского сиденья, если бы у нашей «субару» была такая опция. Вдруг, примерно в пяти кварталах от дома, я наехал на черную собаку, лежавшую посреди улицы. Я дал по тормозам.

— Господи, Майкл!

— Что еще? Что мне, по-твоему, надо было делать?

Но когда я вышел, оказалось, что собака была мертва уже давно. Судя по тому, как над ее истерзанной грудью роились мухи, она пролежала там не один час.

Я поделился с Джейн своим удивлением, и она замолчала на полминуты, но всего лишь на полминуты. Все равно я должен вести машину аккуратнее, неужели я не понимаю, что вокруг дети?

Ну вот, опять завелись. Когда мои клиенты рассказывают о трениях, которые возникают у них в семье из-за автомобилей, я подчеркиваю, что ехать на пассажирском месте, когда сам умеешь водить машину, — это дело требует доверия и владения ситуацией. Как выразилась одна моя клиентка: «Вы хотите сказать, что я должна помалкивать, когда Гарри разворачивается в семь приемов?»

Так что я промолчал. Это легче сказать, чем сделать, но у меня получилось, хотя, по всей видимости, ход был неверный, поскольку Джейн могло показаться, что я надулся. Вот в чем беда: в этих спорах нельзя победить, можно только, отупевая, повторять одно и то же.

«Врач, исцели себя» — это опять сказал Мартин, мое сверх-я, советчик, призывающий к осторожности, и королевский шут. Он часто так говорил.

«Да хватит тебе, док», — не остался в стороне и Сногз, мое подсознание.

Интересно, не сидит ли внутри Джейн маленькая девочка? Я думаю, раньше сидела. Когда мы вернулись домой, она стала играть роль Большой Мамочки, допрашивая Мэри о том, как вел себя Алекс.

— Вел хорошо, — сказала Мэри. — Мы играли в «дикого детеныша» и посмотрели фильм про инспектора Гаджета. Лег он в девять.

Я отсчитал восемнадцать долларов (Джейн отдала бы двадцать) и сказал, что отвезу ее домой. Она села на место Джейн, ремень прижал ее к сиденью, врезавшись между грудей. Мне вспомнилась одна из таких историй… знаете, как мужья подкатываются к девушкам, которые сидят с их детьми. Соблазнительная, но идиотская мысль, и невозможно банальная. Чтобы отвлечься, я внимательно вглядывался в дорогу, чтобы опять не подвернулась какая-нибудь собака.

Когда я вернулся, Джейн была наверху и слонялась по дому. Во всяком случае, я это так называю: она кладет журнал, который читала, возится с чем-то над раковиной, опять выходит из ванной, смотрит в окно спальни, потом снова садится читать. Она так ведет себя, когда хочет чего-то избежать. Я взял триллер Роберта Паркера, который читал на ночь и конец которого я уже отгадал, прочитав одну треть. Мы оба молчали. Нет, только не еще одна такая же ночь. И я подал голос:

— Слушай, а что за игра в «дикого детеныша»?

Джейн улыбнулась:

— Понятия не имею. Хотела сама спросить у Мэри.

— Кажется, начинать надо здесь, у застежки. — Я протянул руку и тронул застежку ее лифчика, но не расстегнул. — Потом ниже…

— Эй, перестань.