Молчание желтого песка. Смерть толкача

Вопреки расхожему мнению, большая часть преступлений раскрывается в результате умело проведенного полицейского допроса и лишь немногие с помощью научных методов или гениальной дедукции. Если удается задержать человека, который, по нашему глубокому убеждению, виновен, то его признание при перекрестном допросе — лишь вопрос времени. При этом мы не пользуемся резиновыми шлангами. Мы и пальцем не дотрагиваемся до подозреваемого — в этом нет необходимости.

Часы показывали 14.30, когда мы вернулись в управление. Мы навалились на Джека Карра всей четверкой, выстреливая в него один вопрос за другим. Карр утверждал, что не имеет понятия, как героин оказался в тайнике. Так продолжалось до шести вечера. В шесть Уинн отправил Картера и Линкольна подкрепиться, и мы продолжили допрос вдвоем. В половине седьмого Картер и Линкольн вернулись и на полчаса сменили нас.

Мы вели допрос, передавая друг другу эстафету. Карр начал противоречить сам себе и признаваться в мелочах. К девяти он подтвердил, что является оптовиком. К десяти мы знали имена двенадцати толкачей, получавших у него товар. В десять тридцать он назвал фамилию связного представителя синдиката, который привозил товар из другого штата. Мы узнали, когда и где должна состояться следующая встреча.

Однако Карр продолжал твердить, что не имеет ни малейшего представления, кто и почему убил Бенни Полячека. К одиннадцати часам мы начали верить ему.

В одиннадцать тридцать он подписал исчерпывающее признание о своей преступной деятельности. О Бенни Полячеке там не было ни слова. Мы отправили Карра в камеру, где ему предстояло провести ночь.

Ввиду того, что наш рабочий день растянулся на пятнадцать часов, лейтенант великодушно позволил нам завтра прибыть на службу в десять утра. Домой я вернулся лишь за полночь.

Дверь в квартиру была не заперта — замок снова не сработал.

Твердо решив, что завтра же поставлю в известность хозяина дома, я закрыл дверь, прижимая её до тех пор, пока замок не щелкнул.

В гостиной горела лампа. Это удивило меня — я твердо помнил, что утром, уходя из дома, выключил её.

Я зажег свет в спальне и обнаружил, что у меня гостья.

Беверли Арден в своем излюбленном неглиже — блузке с длинными рукавами — крепко спала на моей кровати. На этот раз блузка была черной.

Во мне вспыхнуло раздражение, граничащее с нешуточной злостью. На мгновение я представил, как, ни о чём не подозревая, вхожу в спальню с другой женщиной. Вскоре, глядя, как ритмично вздымается её грудь, я начал склоняться к тому, чтобы простить её. Несмотря на пятнадцатичасовой рабочий день я не чувствовал себя изнуренным, так как выспался в две предыдущие ночи. Я даже пришел к выводу, что ожидавший меня сюрприз из категории приятных.

Повесив пиджак в стенной шкаф, я подошел к постели и окинул взглядом фигуру. Беверли была сложена как богиня. Какая жалость, что из-за странного каприза она всегда отказывается обнажить руки и плечи. Во мне загорелось желание хотя бы раз увидеть её абсолютно нагой.

Я осторожно перевернул её на живот и, пока она не очнулась от сна, рывком задрал блузку, обнажив плечи и спину. Ещё одно движение — и блузка сползла вниз по рукам.

Усевшись на кровати, Беверли в замешательстве глянула на меня. В следующую секунду она с лихорадочной поспешностью скрестила на груди руки.

Но было поздно. Я успел заметить предательские крошечные шрамы на внутренней стороне руки от кисти до локтя, оставленные бесчисленными уколами.

Я долго в упор смотрел на неё, она тоже не отрывала от меня взгляда. Я перевел дыхание.

— Некоторые поступки казались мне странными, — негромко сказал я, хотя мне следовало всё понять, когда ты уложила меня в постель при первой встрече. У наркоманов не срабатывают сдерживающие центры.

Спрыгнув с постели, Беверли набросила блузку, торопливо застегнула пуговицы и надела юбку. В следующее мгновение, сунув ноги в туфли, она метнулась к двери. Она ни разу не повернула головы в мою сторону.

Я встал у двери, загораживая ей путь:

— Не спеши, Беверли. Давно ты сидишь на игле?

— Тебя это не касается, — ледяным тоном ответила она.

— Касается, и даже очень. Я расследую дело об убийстве толкача, которого застрелили в твоем присутствии. Интересно, что ты наркоманка. Героин ты покупала у Бенни.

— А если и у него, что из этого? — процедила она сквозь зубы. — Я не убивала его. Зачем мне перекрывать себе кислород?

Некоторое время я задумчиво разглядывал её:

— И у тебя нет признаков ломки. Кто снабжает тебя теперь, когда Бенни нет в живых?

— Никто. Я больше не употребляю наркотики.

Я покачал головой:

— От этой привычки так легко не избавиться. Наверное, брат помогает тебе облегчить процесс отвыкания. В больнице для него открыт доступ ко всем наркотикам, кроме героина. Он вне закона даже у врачей. Какую замену он тебе предложил?

Беверли не отвечала, молча глядя на меня. Я не произнес ни слова. Потом она обхватила голову руками и зарыдала. Я довел её до стула, усадил и позволил выплакаться.

Вытерев слезы, она сказала: