Молчание желтого песка. Смерть толкача

Спустя пять минут дверь в ванной отворилась, и Беверли предстала передо мной в одной расстегнутой на груди блузке. Несколько секунд она стояла неподвижно, глядя на меня блестящими глазами и слегка выгнувшись, так что груди выступали вперед. Потом скользнула в мои объятия.

Домой я отвез её ровно в полночь — раньше, чем в прошлый раз, но и стартовали мы сегодня раньше.

В понедельник утром лейтенант Уинн стоял перед проблемой — что делать дальше? По существу, делать нам пока было нечего. Но Уинн однако не из тех начальников, кто спокойно взирает на бездельничающих подчиненных. Он легко мог обойтись без Линкольна и Картера, предоставив им отгул за воскресенье. Вместо этого он дал им бессмысленное задание следить за Гуди Уайтом.

В это утро проходило заседание городского совета, поэтому задание лейтенанта представлялось особенно нелепым. Можно было заранее предсказать, что всё утро Гуди просидит в здании городской администрации, а остаток дня проведет у себя в кегельбане. Однако я уже имел печальный опыт и предпочел промолчать.

Картер с Линкольном удалились.

Пока лейтенант докладывал капитану Спэнглеру о ходе расследования, я спустился в цокольный этаж, где размещались камеры предварительного заключения, проверить, не созрел ли Гримальди для обстоятельного разговора.

Сдав револьвер и перочинный нож дежурному сержанту, я миновал две стальные двери, которые поочередно открывались с пульта управления. Сквозь прозрачную стенку из толстого плексигласа я увидел нашего подопечного в камере второго ряда.

Гримальди бросил на меня угрюмый взгляд. Он сидел на складной тюремной койке, опустив костлявые плечи и зажав руки между коленями.

Его покрасневшие глаза слезились, а плечи непроизвольно подергивались.

— Как самочувствие? — поинтересовался я.

— Я болен, — ответил он. — Мне нужен врач. Я требую перевода в тюремную больницу.

— Договорились, — сказал я. — Мы переведем тебя, и доктор сделает ломку не такой болезненной. Разок-другой он даже вспрыснет тебе морфий.

Он с надеждой посмотрел на меня:

— Переведете сейчас?

— Как только назовешь поставщика.

Он попытался изобразить недоумение:

— Какого поставщика?

— Похоже, ты ещё не готов к серьезному разговору, — сказал я. — Зайду снова в полдень.

— Эй, подожди! — крикнул он. — Меня обязаны перевести в госпиталь, я действительно болен.

— А будет ещё хуже, — жизнерадостно заверил его я и направился к выходу.

Гримальди начал непрерывно чихать. Он никак не мог остановиться. Я подошел к надзирателю:

— Скоро он начнет шуметь. Поднимет такой вой, что затыкай уши. Не обращай на него внимания и ни в коем случае не вызывай врача. Я вернусь в двенадцать.

— Понятно, — сказал он. — Знаю я этих подонков, встречались. От меня он сочувствия не дождется.

Когда я поднялся в дежурку, Уинн брюзгливо спросил, где я пропадал.

— Выходил глянуть на Гримальди, сэр. Он ещё не созрел. Но к полудню расскажет всё, что мы захотим узнать.

Впервые, кажется, он не дал нагоняй подчиненному, осмелившемуся высказать собственное мнение, — понимал, что в обращении с наркоманами у меня несравненно больше опыта.

Остаток утра мы с лейтенантом провели, пункт за пунктом проверяя все наши действия за минувшие дни, чтобы убедиться, что ничего не упущено. Мы оба понимали, что просто убиваем время, дожидаясь полудня, но я был слишком осторожен, чтобы выражать свои мысли вслух, а он никогда не признался бы тому, кто ниже по званию, что занят бессмысленным делом.

Без четверти двенадцать мы подкрепились в кафетерии, а в кутузку отправились спустя полчаса.

Вопли Гримальди мы услышали, ещё не дойдя до дежурного сержанта, жуткие, долгие звериные крики отчаяния и боли, достигавшие немыслимо высокой ноты и постепенно стихавшие.

Завидев нас, сержант сказал:

— Допрашивайте скорее этого психа и отправляйте в больницу. Он воет уже полчаса. Ещё немного, и мы все с ума сойдем.

Мы сдали оружие и прошли к камерам. Когда мы двигались по проходу, заключенные смотрели на нас с откровенной ненавистью.

XXIII

Гарри Гримальди лежал на спине, ухватившись руками за края койки. Его веки были плотно сомкнуты, а грудь высоко вздымалась. Его била дрожь. Одежда насквозь пропиталась потом.

— Привет, Гарри! — сказал я.

Его залитые слезами глаза открылись. Он с трудом сфокусировал взгляд.

— Заберите меня отсюда! — задыхаясь произнес он. — Вы должны перевести меня в больницу.

— Обязательно, — заверил его я. — Ты готов к разговору?

Он снова начал непрерывно чихать, потом внезапно остановился, и всё его тело напряглось. Руки с такой силой сжали края койки, что побелели костяшки пальцев.

— О Боже, Боже, Боже! — стонал он.

Нечеловеческим усилием воли он сдержался, чтобы не завыть в нашем присутствии.

— Что вы хотите знать? — прошептал он.

— Ты ведь толкач, Гарри?

— Да, да, толкач! — яростно завопил он. — Как иначе я мог бы доставать героин? Этот подонок сумел-таки склеить меня!

— Какой подонок, Гарри?