— Ты был какой-то странный. Глаза изменились. Я работаю в лавочке в Бриджтауне. Мой муж работал портье в хорошем отеле. Мы могли жить на то, что зарабатывали, если тратить деньги осмотрительно. Может быть, ему это надоело. Он уехал полтора года назад, и я не знаю, где он. Что ещё тебя интересует? Во мне есть английская, португальская и немного негритянской крови. Я зарабатываю от двухсот восьмидесяти пяти до трёхсот местных долларов в месяц в сезон, а когда туристов нет, намного меньше. Жить на это невозможно. Я продала то, что мы с Чарльзом купили. В последнюю очередь я рассталась с маленькой лодочкой, которую построил мой отец перед тем, как умер, мне тогда было двенадцать. — Она заговорила быстрее. Её тонкие пальцы лежали на моём распухшем запястье. — Только на этой лодочке я могла спастись от всего этого, поэтому я дождалась бури и вышла в море, я хотела утонуть, но лодка не захотела.
— Эй, милая, — сказал я.
— Я хочу сказать, что этому нет конца, Макги. — Глаза Джойс наполнились слезами. — Я была приличной женщиной.
У меня не осталось никакой родни. Один толстый старый политик хочет подарить мне домик в районе, который ему принадлежит. Насколько я понимаю, он каждые два года заводит новую любовницу. Каждая из них, в конце концов, получает собственный домик и небольшую пенсию. Знаешь, я представляю себе целую улицу таких домиков, на фасадах проставлен год, а мы сидим в маленьких садиках и мирно болтаем…
— Джойс, милая. Ну не надо, дорогая.
Ласковые слова привели к тому, что слезы ручьем хлынули из её глаз. Она положила голову на мою руку, сдавленные рыдания сотрясали её хрупкое тело. Я гладил её по голове, пытаясь успокоить. Мне было стыдно, потому что на самом деле я не хотел ничего знать ни о её жизни, ни о её проблемах. Я начал с ней разговаривать, чтобы меня снова не засосал гулкий туман. Но она открылась мне и никак не могла остановиться.
Потом Джойс поднялась с места и, отвернувшись от меня, высморкалась.
— Какое тебе до всего этого дело? — сдавленным голосом спросила она. — Разве кому-нибудь вообще есть дело?
— Этот круиз оказался таким, как тебе описывала Луиза?
Джойс повернулась ко мне, всхлипнула и устало опустилась на стул.
— О да. Луиза мне не врала. Она всё назвала своими именами. Можно сказать, что это десятидневное испытание. Я должна убирать палубу, помогать готовить еду и выпивку, стирать и тому подобное. До тех пор, пока я не приму решения, мне не нужно… Но сначала я должна сказать об этом капитану Ланьер. Мужчины действительно кажутся довольно симпатичными. Слава Богу, я не должна раздеваться. Луиза сказала, что прошло три дня, прежде чем она привыкла расхаживать по палубе и забираться на мачту голышом. Мне кажется, у меня на это уйдет целая вечность, но даже после этого я вряд ли привыкну. Да и девушки здесь гораздо симпатичнее, чем я предполагала. Но ведь совершенно обнаженная женщина, не так уж и эротична. Как ты считаешь?
Конечно, когда начинает дуть холодный ветер, или на корабль нападают насекомые, или когда мы входим в порт, одежда требуется всем. — Она задумчиво покусывала костяшки пальцев. — Мне очень трудно себе представить, что кто-то может быть готов к такому. Скажем, ты сидишь и чистишь рыбу, и тут кто-нибудь подходит к тебе, берет за руку и спускается с тобой в каюту. Она подняла голову, вид у неё был слегка удивленный. Видимо, только сейчас она поняла, что говорит вслух. Она выдавила из себя смущенную улыбку: — Я подумаю об этом потом. Валери сказала, что тебе нужно как можно больше спать. Ты можешь сейчас заснуть, дорогой?
Я мог. И я спал, и спал, и спал. Тупая боль в руках, ногах и голове не могла мне помешать. Мне снилась Лиза — её голову то накрывала тяжелая черная волна, то она улыбалась мне ослепительной улыбкой на залитом беспощадным солнцем пляже.
На следующее утро Микки Ланьер принесла здоровенную чашку кофе, разбудила меня и, пока я пытался открыть глаза, всунула чашку мне в руку.
— А ты, я вижу, любишь поспать, — заявила она.
— Долгое купание со связанными руками и ногами всякий раз надолго избавляет меня от бессонницы. Мы в море, да? Где мы сейчас находимся и какой сегодня день?
— Мы стоим на якоре с подветренной стороны острова Фригейт, сейчас восемь часов, утро, четверг, двадцать девятое апреля.
— Четверг! А ты никак не можешь связаться с…
— Он будет здесь ровно в два часа дня. За час до этого мы с ним выйдем на связь. Не волнуйся. Мы встретимся, и ты сможешь перебраться на борт «Дульсинеи».
— Вам пришлось повозиться со мной, Мик.
Её улыбка получилась кислой:
— Лучше немного лишней работы, чем то, что ты обещал нам устроить, если бы мы отвезли тебя на берег.
— Обиделась, капитан?
Она ухмыльнулась и ущипнула меня за бедро: