Моя голова дала о себе знать. Я видел, что Диссат оказался загнанным в угол возле балок, поддерживающих резервуар. Я словно погрузился в серый туман и изо всех сил пытался вырваться из него. Я находился на сцене, а кто-то дергал за веревки огромную куклу, заставляя её подпрыгивать, размахивая руками и ногами. Время от времени подбородок куклы ударял меня в плечо. Я стоял, раскачиваясь из стороны в сторону, мучительно пытаясь стряхнуть с себя оцепенение.
Симпатичная куколка с сильными, гладкими ногами, длинными ресницами, ярко-красными губами и медальным профилем начала терять товарный вид. Тут-то из неё и посыпались опилки, а нитки, на которых держались глазки-пуговки, начали рваться.
Достаточно одного удара, и она умрёт так, как умирают только куклы, — от неё останутся лишь рваные тряпки. До сих пор мне ещё никогда не приходилось убивать кукол голыми руками. Кто-то звал меня по имени. В голосе звучала нескрываемая тревога. Я остановился, и серый туман начал рассеиваться, словно дворники очистили ветровое стекло. Я отшатнулся и увидел, что Пол Диссат, зацепившись одной рукой за балку, тяжело привалился к ней. Он был в сознании. Наверное, ему казалось, что что-то раздирает его на две части. Стройные сильные ноги с длинными мышцами несли его между слаломными воротами по бескрайним горным склонам. Они помогали ему во время долгих теннисных сетов. Он наверняка думал, что нужно только подняться на ноги, и они помогут ему убежать.
Он попытался.
Когда Пол перенес весь свой вес на ноги, они разом подкосились. Он пытался сохранить равновесие. Диссат напоминал пьяницу, какими их изображают в комедиях. Он размахивал руками и нечаянно задел рычаг, а потом, беспомощно спотыкаясь, попытался избежать густого потока асфальта, который, бурля, хлынул из огромной воронки. Он отчаянно закричал — на одной высокой ноющей ноте. Его великолепные ноги оказались в липкой ловушке. Я бросился вперед, чтобы вытащить его из этой черной дымящейся трясины. Но лишь получил обжигающую кляксу на руку. Я бросился к рычагу. Диссат уже погрузился по грудь в расплавленный асфальт — локти прижаты к телу, голова высоко поднята, глаза вылезли из орбит, рот открыт в отчаянном крике; черная смола у него за спиной поднималась всё выше и выше.
Я вернул рычаг на место и повернулся — Диссата уже было не видно. В одном месте чернота, казалось, слегка бурлила. А потом всё успокоилось.
Я вспомнил про Мейера. Он сидел, прислонившись спиной к одной из балок. Я с трудом шагнул в его сторону.
— Плоскогубцы, — сказал Мейер. — Держись, Трэвис. Ради всего святого, держись.
Плоскогубцы. Я знал, что на плоскогубцы у нас нет времени. Серый туман снова начал окутывать меня со всех сторон. Я добрался до Мейера и нащупал его запястья. Согнул проволоку. Острый конец впился мне в палец, потекла кровь, но я ничего не почувствовал. Ещё немного, и он сможет…
Я не то чтобы спал, но и не бодрствовал. Девичьи голоса помогли мне прийти в себя.
Руп говорил, что у них удивительно нежные голоса, что они такие трогательные, такие ласковые — те девушки на борту «Красавицы». Они живут, подчиняясь простым законам гармонии, и у них чудесные мелодичные голоса.
— Ой, какой братик во Христе-е-е-е… Все наши грехи и горести нести-и-и…
Я удивился, почему это команда «Адской красавицы» решила исполнить такую странную песню. Потом открыл глаза и понял, что наступила ночь. Откуда-то падал свет и касался девичьих лиц и длинных распущенных волос. А потом я сообразил, что лежу на одеяле, постеленном на сухой песок. Лицо девушки было в тени. Я поднял руку и положил её на грудь, которая была скрыта под тонкой тканью и почти касалась моего лица. Она была нежной и упругой.
Девушка взяла меня за запястье, отвела мою руку и сказала:
— Нет, брат.
— Как ты себя чувствуешь, брат? — спросил мужской голос.
Я поднял голову и увидел в свете костра, что их пят или шесть человек. Бородатые, словно сошедшие со страниц Библии мужчины, кутающиеся в грубую ткань. Меня вырвали из моего исторического времени.
Я слишком резко сел, и у меня закружилась голова.
Чья-то рука дотронулась до моего плеча, и я услышал голос Мейера:
— Я пытался доставить тебя к доктору, но застрял тут в песке. Здесь есть целитель, и он…
— Я был студентом третьего курса медицинского колледжа, когда услышал зов Господа. Я целитель в нашем братстве, отправившемся в это паломничество.
Я выпрямился и посмотрел в молодое, бородатое лицо. Он кивнул, посчитал мой пульс и снова кивнул:
— Мы сняли смолу с твоей руки при помощи растворителя, брат, а потом обработали ожог и наложили повязку.
У меня была забинтована рука. Я повернул голову и увидел пляжных братьев и несколько палаток. В одной заплакал ребенок.
Я осторожно лег. Ко мне наклонилось милое лицо, и девушка проговорила:
— Я посижу с тобой, брат, только не распускай больше руки, ладно?
— Конечно, сестра, больше не буду. Я просто перепутал, думал, что попал в… другую компанию.
— Они тоже паломники?
— В некотором смысле.