Молчащие псы

Туркулл вышел злой, с тем же гранитным сердцем.

Тем же самым днем, 10 марта 1766 года, барон Каспар Оттон фон Сальдерн после несколькочасовой беседы покинул кабинет императрицы, попрощался с Вольткром и на экипаже выехал в Варшаву.

Та осталась сам. Под ней высилась громадная ледовая гора, у подножия которой вырастали малые сорняки людских страстей – несчастья Туркуллов, Томатисов, Браницких, Вильчиньских и Бутцау, замыслы Рыбаков, Понятовских, Сейнгальтов и им подобных, раненные любови женщин и амбиции мужчин, пыль, не стоящая и секунд внимания. Над нею только небо, пустое с самого сотворения мира.

С вершины, из-под самых облаков можно видеть одинокий экипаж на литовском тракте. В экипаже сидит Сальдерн. Сидит и перемалывает про себя каждое слово, которое от нее услышал, и, наверняка, тех, которых она не произнесла, но о которых он догадался. И в Варшаве он сделает все, что требуется, затем отправится в Берлин и дальше на запад. Зачем прямо туда? Этого я еще не знаю, и пока что не у кого спросить. Ну не пойду же я спрашивать об этом у человека в темных очках, что стоит среди кустов на холмике, с которого видна моя обитель отшельника. Иногда он именно так и стоит, неподвижно, вглядываясь в меня; иногда же проезжает верхом вокруг Башни Птиц, патрулируя или, возможно, очерчивая мистическую коасную окружность, который в мифологии многих народов означает смертельную петлю. Сидящий в седле, видимый под свет, он выглядит матовой скульптурой, застывшую в жесте, унаследованном ему поколениями аргусовых стражей, и только обнаженный клинок блестит на солнце.

ГЛАВА 8

КАК СТАЛЬНАЯ ПРУЖИНА

"Это пророчество таилось в нем

Как стальная пружина,

Медленно разворачивающая жизненно важные витки...".

(фрагмент стихотворения Теда Хьюгса

"Ворон слышит, как рок стучит в двери")

В башне темно и тихо, и со свободой все хуже – я стал невольником этой книги. Все чаще у меня создается впечатление, что это не я ее пишу, а она меня. Чувствую себя словно замкнутый в монастыре кавалер де Сейнгальт. Дурацкий фрагмент голой стены говорит нам обоим, что наша кожа это всего лишь суровый нищенский мешок, наше жизненное пространство – могила, наши тела – поломанные велосипеды, наш язык скрипит словно несмазанные петли в дверях давным-давно заброшенного дома, а наши чувства, мысли и идеи только лишь узурпируют право на величественность, они банальны и низки, что мы вечно позволяем насмехаться себе и другим, мечемся от благородства к подлости, что живем в мусорных контейнерах, путешествуем по обочинам пустых дорог и ползаем вслепую в грязи. Будто печальное эхо возвращается высказывание Уайльда: "Все мы валяемся в сточной канаве, но некоторые вглядываются в звезды".

В такие мгновения я запираюсь в убежище. В башне у меня имеется чулан, наполненный старинными бумагами, тайными предметами и давно уже отзвучавшими запахами. Вроде как, различают шесть основных запахов, все остальные – это коктейль из базовых. У меня же это один запах прошлого, составленный из воспоминаний, ибо воспоминания (неужели вы этого не замечали?) часто ткутся на основе запахов.

Гад входом – череп, женщины или мужчины, такого как я, наполненного чувствами и эмоциями, извлеченный из гробницы грабителями или кем-то, кто не желал расстаться с любимым человеком - он висит, чтобы отпугнуть нежелательных посетителей, словно ворона, подвешенная над колодезным журавлем. А дальше – балаган, в котором могу перемещаться только я. Запахи людей и событий, которые складывались в цепочку, похожую на прикуривание одной сигареты от другой. Деликатная смесь давным-давно выкуренных сигар, выпитого вина, выветрившихся духов на любовных письмах и фетишах, что давно ушли, памятки счастья, горьких разочарований, кажущихся побед и драматических уроков; образ всей моей жизни, сконцентрированный в хаосе более или менее случайных реликтов. Я люблю сидеть здесь часами; наружу меня выгоняют голод, потребность во сне и обязанность торчать на площадке башни, с которой я слежу за своими героями.

Вот барон Сальдерн приближается к Варшаве с официальным визитом. Он уже близко, его сопровождает отряд гвардейцев короля.

Поездка из Петербурга в Варшаву длится долго – у барона Сальдерна имеется время подумать о собственной карьере, которая является наиважнейшей из миссий, поверенных ему Провидением. В молодости он хотел быть солдатом, великим вождем, что разбивает в пух и прах полки врагов, а потом великодушно освобождает пленных и защищает попавших к нему дам от похоти пьяной солдатни. Но природа устроила шалость, одаряя его уж слишком мизерным и болезненным телом, сделала невозможной службу в армии, направляя в политику, сферу грязную и коварную, с которой следует хорошенько сжиться, чтобы хорошо в ней действовать. Вместо благородной войны ему устроили брак с политикой.