Молчащие псы

- Ну да, конечно же, и православных… Но позвольте мне заметить, господин барон, что в Польше, которая даже в эпоху величайших религиозных преследований в Европе была оазисом терпимости и принимала с открытым сердцем беженцев из стольких стран, в Польше и до сих пор эта терпимость весьма велика.

- Ну да, весьма велика! До сих пор первый встречный польский шляхтич из захолустья палит невинных женщин под обвинением в занятиях колдовством, самое настоящее средневековье! Das ist deine Toleranz![79]

- К сожалению, шляхта в своем невежестве творит беззакония, но это случаи, тандем, совершенно случайные, никак не связанные с делом, о котором идет речь у Ее Императорского Величества. Заверяю вас, дорогой барон, что люди с различными религиозными верованиями у нас имеют большую…

- То есть, ты заверяешь меня, будто бы наша Госпожа лжет?!

- О Боже, нет!... Я только лишь хотел сказать, что… что столь далеко продвинутый план чрезмерно возмутит народ, создаст ярую оппозицию и… может, тандем, привести к гражданской войне, результаты которой могут быть непредсказуемыми.

- Только без экзальтации, сир, заверяю вас, что результат, как раз, был бы надежным! Сорок тысяч егерей будет достаточно, чтобы разогнать крикунов, а будет нужно, то и в собственной их кровянке утопить!

- Боже Милосердный, только не это! Неужто я должен начинать свое правление с того, что залью собственный народ кровью?!

- Вот именно, лучше этого не делать; постарайся, чтобы дело прошло гладко. А крови не будет… хотя, правда и то, что королевский пурпур, если его не подливать кровью, быстро выцветает…

- Нет, только не так!

- Тогда сделай то, что тебе сделать следует! Созови чрезвычайный сейм, на котором вся проблема должна быть завершена! И баста!

Понятовский опустил голову и спрятал лицо в ладонях. Из-за расставленных пальцев донесся слезливый шепот:

- Неужто… неужто еще большая терпимость, гарантированная королевским эдиктом, подтвержденным сеймом, допуск православных к большему числу должностей… Ну, часть плана Императрицы, тандем… Сделать такое начало… неужели бы не было достаточно?...

- Нет.

Кружева на королевских манжетах начинали от слез делаться мокрыми. И снова слезливый шепот наполнил кабинет:

- Один раз этот вопрос уже выставлялся на рас смотрение сейма и был провален. Если я его сейчас, тандем, стану поддерживать, меня проклянут народ и церковь… Но вот если бы я… если бы я был всего лишь посредником между оппозицией и посольством Ее Императорского Величества и партией иноверцев… Тогда я буду полезен делу точно так же, если не сильнее, и выйду из всего этого чистым, доверия жителей не утрачу… Нужно… нужно будет построить сильную партию, подкупить сеймики, но на это мне не хватит денег…

- Деньги, ваше королевское величество, мы вам доставим. Они поступят в срочном порядке, как и до того. Вы сможете потратить их на балы, гравюры и книги. Средства на подкуп депутатов будут выложены отдельно, и кто там ими воспользуется, не ваша забота. Ваша роль - выступить на сейме. Посредничество может быть хорошей задумкой… да, sehr gut!... И перестаньте нюниться, не приличествует вам ныть, словно дитяти! Ибо тот, кто не родился в королевской спальне, не получил трон в подарок, не должен по этой причине отчаиваться, разве я не ошибаюсь?... Если бы Ее Императорское Величество узнала бы об этом, она потеряла бы доверие в отношении вашего королевского величества.

Станислав Август отнял руки от лица, измазанного липкой, смешанной со слезами пудрой. Его голос дрожал в горле, словно струна, дернутая тревожной рукой:

- Господин барон, с потерей доверия и дружбы императрицы, я утратил бы нечто большее, чем корона и жизнь! Оказывается, что вы плохо меня знаете, если способны сомнреваться в моей преданности!

- Да нет же, сир, пока что еще не сомневаемся, - произнес Сальдерн, поднимаясь, чтобы уйти. – Доказательством является щедрость нашей повелительницы. До тех пор, пока вы достойны доверия, Польша будет стоить тех средств, которые Ее Императорское Величество выплачивает вам.

Только теперь, с громадной задержкой, до Понятовского дошло, что этот немец, слуга Екатерины, издевается над ним; внезапно что-то дернулось внутри монарха, закричало страшным голосом. Не сдерживая себя, король поднялся, из его горла раздался сдавленный писк:

- Да как вы смеете?!... Как смеешь тыыыы!... Не тебе судить, чего стоит Польша! Не тебе!...

Стоя в дверях, Сальдерн прищурил глаза и с убийственным спокойствием процедил:

- Все верно, ваше королевское величество, не мне одному. Вместе с графом Паниным, который подписывает твои векселя, мы оцениваем ее на двадцать девять сребреников. Похоже, никакой обиды здесь нет, ведь это всего на один сребреник меньше, чем Спаситель. Тандем!

Понятовский открыл глаза, словно пьяный, который ничего не видит, упал в кресло и расплакался уже вслух. Сальдерн тихонько закрыл дверь.