Молчащие псы

Через час он повторил Репнину весь этот разговор-"урок", описал реакцию Понятовского и подчеркнул, что царице важнее всего был только "урок". Ее инструкция, впоследствии помещенные в LXVII томе "Сборника Императорского Исторического Товарищества", звучала дословно: "Прошу проучить вощеную куклу!". Репнин тут же льстиво рассмеялся, выслушав последние слова, но подумал, что до сих пор держащего себя в руках учителя понесли нервы – предложение о сребрениках было красивым, но с тактической точки зрения неуместным. Об этом он сообщил Панину в зашифрованном рапорте, в котором больше всего места посвятил вопросу "делегата", высланного Станиславом Августом в Париж, и королевским слезам:

"Я убедился в том, что короля к подобному шагу подговорил его брат, австрийский генерал (...). Именно он склонил короля, чтобы тот, в тайне от меня, на что я сам никогда бы не согласился, выслал представителя во Францию. Не могу я судить иначе, как только лишь, что сожаление короля было неподдельным, ибо с такой горечью, слезами и покаянием я, по крайней мере, до настоящего времени, не встречался".

Перепечатывая депешу в своей работе, Александр Краусхар, снабдил ее следующим комментарием: "Это уже не первый раз в жизни Станислав Август с момента своего пребывания в королях слезливых аргументов, когда желал убедить кого-нибудь в собственных наилучших стремлениях. Это характеризует довольно нервную и бессильную натуру человека, по капризу судьбы вознесенного на пост представителя народа. При таком предрасположении, в отсутствии всяческой мужской энергии (...), ради осуществления планов дипломатии соседствующих держав невозможно было найти более податливой, чем Станислав Август, личности".

В очередном рапорте Репнин описал свой собственный разговор с Понятовским, который, по сути своей, был очередным "уроком", ибо такие – в соответствии с приказом императрицы – должны были ему преподаваться регулярно. Отчет заканчивался фразой:

"Под конец данной беседы король заверил меня, что сделает все, что будет полезно для России, и от этой стратегии никогда не отступит. Не знаю, можно ли ему верить, но могу гарантировать, что его подчиненность нам просто безгранична; даже смею ручаться за нее. Вот только, к сожалению – не меньшей является его слабость в отношении дядьев".

Между этими двумя рапортами Репнин получил от Сальдерна новые инструкции, данные тому в Петербурге. Правда, хотя бы в нескольких пунктах, те были удивительными.

- С кем вы спите, князь? – бесцеремонно спросил барон.

Посол поежился, наглость этого гольштинца, казалось, была невыносимой.

- С кем хочу, ваше превосходительство, это мое личное дело!

- Ошибаетесь, сударь, - холодно объяснил ему Салдерн, - если бы так было, я бы вас об этом и не спрашивал бы. С настоящего момента это дело государственное, я же всего лишь исполняю приказы императрицы. Так с кем же?

- С госпожой Понятовской, племянницей короля.

- Тогда вы неверно спите.

У Репнина мелькнула мысль, что Екатерина, по только лишь ей одной известным причинам, желает вернуть его на путь супружеской верности, только Сальдерн вывел его из ошибки:

- Было бы лучше, князь, если бы вы осчастливили другую польскую даму.

Тогда Репнин подумал, что царица гневается на него за его романы с супругой австрийского генерала, который, желая перетянуть Станислава Августа на сторону Габсбургов, связывается с Веной и готовит делегацию в Париж, только голштинец вновь его поправил:

- Иы ничего не имеем против пани Понятовской, ваше княжеское высочество, за одним исключением, что с точки видения наших интересов она совершенно бесполезна.

- Бесполезна? Но, ваше превосходительство... Это именно от нее я узнал о махинациях ее супруга, о плане женить короля на Габсбуржанке, а так же о парижской делегации!

- Все это мелкие сплетни, князь, наша разведка вылавливает подобный мусор как сеть водоросли, нам же нужны крупные рыбы. Этот забавный старичок, королевский брат, совершенно не грозен, он – давно уже битая карта. В соответствии с новыми приказами, представители России за границей обязаны спать с влиятельными представительницами враждебных нам и по-настоящему опасных для нас лагерей.

- Княжна Изабелла?! – чуть ли не выкрикнул Репнин, поднимая тело на руках, опирающихся на поручнях кресла.

- Именно.

- Но ведь она же спит с королем, Чарторыйские видят для себя в этом свои выгоды, и они делают все, чтобы только опутать его! Если бы она только начала флиртовать со мной, ей тут же бы скрутили голову!

- Ошибаетесь, дорогой князь, Чарторыйские, лишь только окажешь ей честь тут же запихнут ее в твою постель, даже если бы она упиралась, ибо они станут рассчитывать на обратное тому, на что рассчитываем мы: что это она станет тянуть из вас наши планы и тайны, а вам подсовывать фальшивые тропы. Вот только по-настоящему влюбленная женщина служит исключительно любовнику. Дело лишь в том, чтобы ты влюбил ее в себя, ибо эта любовь должна быть большой.

- Но перед этим вы, сударь, говорили, что я здесь не затем, чтобы заниматься любовью!