Молчащие псы

"Дух-мучитель" Станислава Августа из Варшавы направился в Копенгаген через Берлин, где был дважды принят королем Фридрихом. Фрагменты этих двух бесед нам известны, благодаря Соловьеву; цитирую отрывок:

Фридрих II: "- Польшу надлежит содержать в состоянии летаргии!... A propos, думают ли у вас до сих пор о согласии на ликвидацию "liberum veto"?".

Сальдерн: "- Ваше Величество, об этом у нас никогда не думали... Смею заверить Ваше Королевское Величество, что ни Императрица, ни ее министры серьезно не намеревались позволять полякам полякам отклониться от столь замечательного выражения...".

Фридрих II: "- Если так, то хорошо... Прошу передать Императрице, что, по моему мнению, не следует опасаться франко-австрийского союза. Это нищие! Еще попрошу выразить мое восхищение и почтение. Много путей ведет к бессмертной славе, и Императрица находится на одним из них".

Сальдерн: "- Так точно, Ваше Королевское Величество, Императрица обеспечит счастье своему народу и значительной части человечества. У нее имеются обширные планы, включающие прошлое, настоящее и будущее. Она любит живущих, но не забывает и о потомках...".

Из Берлина он направился в Дрезден, чтобы переговорить с Брюлями. Выезжая в Копенгагн и получив рапорт от русского шпиона при саксонском дворе, барона мучила загадка, размещавшаяся в нескольких словах этого отчета: "...и разыскивают человека с четырьмя пальцами; таких нашли уже множество, но до сих пор ищут...".

Четырехпалый человек с помощью своих людей следил за каждым шагом Сальдерна в Варшаве, но он не мог проникнуть за закрытые двери этого города, так что узнал немного, помимо того, что сам до сих пор является чужим в столичных джунглях.

Прошел уже почти что год с тех пор, как он прибыл в столицу. На первый взгляд, в городе он укоренился – уже в конце 1765 года купцы начали продавать выздоровевшему Станьку требуемые товары в долг, уверенные в то, что капитан Воэреш незамедлительно выплатит требуемое. Считался он клиентом, каких мало, солидным и стоящим вежливости, ведь все знали, что он стал правой рукой маршалка Белиньского, и что только у него можно искать защиты от злобных репрессий со стороны главного расследователя Крамера.

Подчиненные Кишша его обожали. Он выбрал их сам для себя, поскольку в январе 1766 года, по приказу Белиньского, создавал группу из двадцати пяти человек для особых заданий. Формально то была бригада по Контролю за Порядком в Городе, осуществляющая надзор над функционированием остальных полицейских служб. По сути же, это элитарное подразделение варшавской полиции представляло собой секретную политическую группу коммандос маршалка, о чем не знал даже Фалуди. Все члены этой группы, отобранные лучшие из лучших, дали клятву на распятии (смерть за измену), всех их Кишш подверг исчерпывающим испытаниям. Одно из них, индусское, заключалось в том, что нужно было пробежать вокруг городских стен со ртом, наполненным водой, и по дороге нельзя было уронить (или выпить) ни капли – у цели нужно было наполнить этой водой позолоченную рюмку до дна.

Под командованием Кишша они образовывали небольшое племя гордых и надменных людей, глядящих на остальных сверху, словно бы сквозь прицелы нацеленных в чужие головы ружей. Лица у них были бдительные и напряженные (что другие воспринимали как враждебные и нахмуренные), и они ревностно лелеяли собственную элитарность, дающую им чувство ценности. Банда мрачных дьяволов, пользующихся ножом и пистолетом, словно то были игрушки, урожденные разбойники, представлявшие собой одно целое с убийством, жестокостью и оружием, точно так же, как сплавщики представляют одно целое с плотом, течением реки и прибрежными зарослями, а углежоги с лесом, огнем и дымом, ну а горцы – с горными скалами, козами и эхо, отражающимся от соседних склонов. Когда в присутствии других они говорили о собственном командире, то применяли секретное имя "мастер корвин" (по-венгерски corvin – это ворон).

Этот человек, громадный, словно гора, молчаливый, стойкий и бесстрастный, с невидимым, зато ощутимым, скифским панцирем, окружавшим его будто аура, пробуждал у них всех нечто такое, что было плодом влюбленности, уважения и страха, и что сводилось к безусловной лояльности и подданству, которое не требовала крикливых приказов или краммеровских угроз.