Сапоги были любимцами Грабковского. У него было их много, различных фасонов и цветов, а заботился он о них, словно наседка о собственных цыплятах, утверждая, что это единственная вещь, которая отличает его ногу от животной лапы, что дает ему чувство принадлежности к высшей породе. Некоторые из пар сапог он держал под столом в тюремной канцелярии, сменяя их при выходе в город в зависимости от погоды и настроения. Как-то раз, Краммер, вопя, что канцелярия это не сапожный склад, выбросил все сапоги Грабковского в окно, в грязную лужу. Писарь одарил его переполненным ненавистью взглядом и тут же, со столь быстрой решительностью, что страх не мог его остановить, вылил на мундир старшего расследователя все чернила из чернильницы. Рычание, которое издал из себя Краммер, привлек в канцелярию капитана Воэреша и ксендза.
- Что здесь творится? – спросил Имре.
- Эта падаль сознательно облила меня чернилами! – завыл саксонец. – И теперь сгниет в тюрьме!
- Возможно, но только пускай вначале скажет, зачем он сделал вот это?
Грабковский показал за окно. Кишш выглянул, повернул голову к Краммеру и заявил:
- Он правильно поступил.
Обер-расследователь понял, что пришло время на пробу сил, которую все так долго ожидали. Он вызвал своих людей, и когда в канцелярию вскочило трое рядовых с унтер-офицером, Краммер оскалил зубы и показал в сторону писаря:
- Взять его!
Кишш дополнил его слова:
- Кто его первым коснется, будет вылизывать свою кровянку до самой Пасхи, так его побьют мои ребята.
Солдаты застыли на месте.
- Берите его, сволочи! – повторил Краммер. – В кандалы и в холодную!
Но солдаты не двигались, уставив взгляды в землю. Когда Краммер начал обкладывать их кулаками и пинать, те ежились и прикрывали головы, но ничто не могло их заставить исполнить приказ. Саксонец повернул набежавшие кровью глаза к Кишшу и, тяжело дыша, прохрипел:
- Еще... еще поглядим!
- Неправда, больше мы уже не увидим никаких притеснений в отношении пана Грабковского, потому что я такого не позволю.
- По какому праву?
- По праву сильнейшего.
Обер-расследователь выругался и исчез в коридоре, но, не успел он добежать до верей, ведущих во двор, Имре догнал его и прижал к стене. Они были одни.
- Соберешь все эти сапоги, пан Краммер, отмоешь и отнесешь на место. Если через полчаса это не будет сделано, мои люди зададут тебе трепку.
- Что?!... Да ты и не осмелишься!
- Один раз я уже слышал подобное, тогда я был молод и, действительно, не осмелился. Но с той поры я подрос. Так что можешь проверить, ничего не делая в течение получаса.
Только этого и было нужно, чтобы писарь отдал венгру свою душу. Краммер же, после того, как его, отмывшего сапоги, отпустили, побежал жаловаться Белиньскому. Маршалок вызвал их обоих на следующий день и, поначалу предупредив Краммера, чтобы он относился к подчиненным внимательнее и осторожнее, Кишша обругал очень даже сильно. Только лишь когда удовлетворенный подлец вышел, Белиньский сменил тон:
- Зачем тебе это было, у тебя мало врагов?
- Он и без того меня ненавидел, ваше превосходительство.
- Перестань себя вести словно рыцарь без страха и упрека, потому что в следующий раз будешь наказан по-настоящему! Сколько раз вам повторять, чтобы вы, наконец, оставили его?!
- Так ведь он сам никого не желает оставить в покое.
- Тебя он не трогал, ну а сапоги Грабковского на дароносицу не похожи, псякрев!... Ну ладно, а теперь скажи, с кем встречался Сальдерн.
- С королем, с Браницким… еще был у супруги гетмана Огиньского.
- На кой черт?
- Слуги говорят, чтобы выразить почтение. Привез богатые подарки.
- Интересно… И о чем же они ворковали?
- О любви, ваше превосходительство. Он выдавал ей комплименты, как Филон пастушке, она же, восхищенно смеялась.
- Ты чего несешь, Воэреш?!... Что, и ни о чем другом не говорили?
- К сожалению, ваше превосходительство. Знаю всякое слово из их разговора… Сам удивляюсь
- С Браницким он долго разговаривал?
- Два часа.
- О чем?
- Не знаю.
- Холера, про всякие глупости знаешь, а про наиболее важное… Вот только мне не обижайся и не грози отставкой! Чего ты еще узнал?
- Кое о чем-то важном, ваше превосходительство. Во второй раз Сальдерн прошел в Замок, чтобы переговорить с Браницким, переодетым. Завел его тайно граф Мошиньский.
- Браво! И второй приятель короля тоже в хлеву… До полного комплекта не хватает только нашего английского гостя.
- Между Сальдерном и лордом Стоуном никаких контактов не было, за это я могу ручаться.
- Тем не менее, глаз с нашего фрукта спускать не следует.
- Хорошо, ваше превосходительство. А что с КАазановой?
- Король не позволил его трогать. Вчера он сказал мне, что сам решит дело. А она пованивает… Репнина чую!... Ну да ладно, держи вот жалование для своих овечек, проститутки снова обогатятся… Да, передай Фалуди, что я желаю видеть его завтра утром.
- Если встречу, ваше превосходительство, не видел его уже два дня после той резни. "Басёра" ругал на чем свет стоит.
- Это он после меня повторял! Холера, я и сам не могу спать из-за этого бандита! Смеется над нами прямо в глаза!